Однако она была достигнута дорогою ценою. Вопрос об «Окружном послании» вскрыл наличность в поповщине двух противоположных течений соответственно ее двойственному социальному составу. Поповщинские верхи, крупная буржуазия не могли по самому существу своему признать государство и синодскую церковь орудиями антихриста. Но вполне было очевидно, что для рабочих и крестьянства различие между старообрядчеством и синодской церковью было глубже, чем только различие в обрядах. Буржуазия боролась с правительством для того, чтобы сделать его своим орудием, рабочие и крестьяне боролись с государством потому, что оно порабощало их, защищая власть помещика и права фабриканта, и хотели его свергнуть. Отсюда между идеологией официальной церкви и идеологией массовика-раскольника должна была вырасти непроходимая пропасть. Внутреннее единение не могло быть крепко и между поповщинской массой и поповщинскими верхами. Как только обнаружилась разница целей борьбы буржуазии и борьбы трудящихся с крепостническим государством, разделение сейчас же произошло и вновь спаять разделившиеся части было трудно. Уступка, которую делали окружники, предлагая предать забвению «Окружное послание», сейчас же вызвала со /339/ стороны противников ядовитый вопрос: почему вы это предлагаете? Что вы в нем нашли несправедливого? — спрашивали раздорники. Худого в нем ничего не находим, отвечали окружники, но оно препятствует церковному миру и единению. На это раздорники резонно отвечали, что если в нем нет ничего противного постановлениям святых отцов, то для чего же его уничтожать, а если есть в нем какая-либо погрешность, то надо не только уничтожить его, но и принести чистосердечное покаяние, что и было бы весьма полезно и для всей церкви, и для всех православных христиан. И начиналась бесконечная полемика, после которой обе стороны уходили с сознанием, что пропасть не только не уменьшилась, но еще более расширилась. Окружники могли отказаться только от признания официального значения послания, но не от его доктрины; раздорники находили, что если уничтожается послание, то этим ниспровергается и все содержащееся в нем учение.
Между тем с падением крепостного права обстоятельства для старообрядчества складывались необыкновенно благоприятно. Ранее крестьянство не всегда осмеливалось уходить в раскол, так как за православным священником стоял барин. Но уже одна эта связь, помимо вымогательств сельского духовенства, отталкивала крестьянство от синодского православия. Реформа 1861 г. разорвала формальную связь между крестьянином и помещиком и развязала крестьянству руки. Долго искусственно сдерживаемый поток покатился с неудержимой силой, приводя в ужас наблюдателей раскола. По официальной статистике, в середине 60-х годов в Симбирской губернии обратилось в раскол разом более 25 000 человек; в 1867 г. перешла в раскол половина жителей города Петровска Саратовской губернии — всего около 5000 человек, в том же году перешли в раскол 3000 человек из жителей села Богородского Горбатовского уезда Нижегородской губернии. Целыми тысячами переходили в раскол крестьяне Тверской губернии (1865 г.). В 70-х годах поголовно перешло в раскол село Кряжим Вольского уезда Саратовской губернии (1600 человек); жители деревень Губинская и Язвиши Покровского уезда Владимирской губернии также приняли попов от белокриницкой иерархии. В 1879 г. пожелали перейти в раскол 8000 человек из Пермской и Оренбургской губерний не только православных, но и язычников и магометан. В Суздальском уезде Владимирской губернии, в Верейском уезде /340/ Московской губернии, в Нижегородском уезде начиная с 60-х годов раскол растет настолько быстро, что все население к концу 70-х годов делится почти поровну между православием и расколом. Такие же известия сообщались в 60-х и 70-х годах из Костромской губернии, где отдельные села, до 1861 г. бывшие поголовно православными, после 1861 г. поголовно переходили в раскол.