История русской церкви (Синодальный период)

Среди «властителей дум» в ту пору особенной славой пользовался рационалист и скептик Вольтер, перед которым его почитатели, словно новоявленные идолопоклонники, преклонялись как перед кумиром. Знакомство с Вольтером знатные русские путешественники почитали за высокую честь для себя. Сочинения этого писателя, по свидетельству иностранцев, образованные русские «носили в карманах, словно молитвенники или катехизис». Увлечение Вольтером и энциклопедистами прививало полуобразованному русскому дворянству скептическое пренебрежение к религии. Кощунственные выходки в этом кругу считались проявлением образованности, а набожность и верность христианскому долгу хулилась как ханжество и суеверие. С углублением теоретического вольнодумства ниже падала общественная нравственность. Большинство светской черни не доросло до серьезного и систематического усвоения европейской литературы, науки, философии, которая не сводилась к одному только деизму, скептицизму и атеизму. Оно быстро и ловко схватывало крайности отрицательного направления, а еще быстрее и охотнее усваивало циничные практические выводы из этих крайностей «яждъ, пий и веселись».

Целые состояния проматывались на безумную роскошь, умножились разводы, в семьях царил жестокий эгоизм: сын не считал своим долгом уважать отца, ибо, говорили наши доморощенные «естественные моралисты», «все животные не имеют такого правила, и щенок не респектует того пса, который некогда был его отцом». Супружеская верность бывала предметом самых грубых насмешек, над ней потешались как над нелепым проявлением отсталости и невежества.

А пастырские обличения против затопившего общество разврата по-прежнему встречались обществом в штыки. Обличителю, правда, уже не грозил застенок тайной канцелярии, но и слушать его никто не хотел. Проповедников христианской нравственности клеймили как суеверов и мракобесов. Вольтерьянские настроения в дворянском обществе встречали полное сочувствие и одобрение со стороны правительства. В печати запрещалась всякая полемика против вольнодумства. Знаменитому писателю и апологету Фонвизину не удалось напечатать перевода книги Клерка о бытии Божием, потому что этому изданию воспротивился обер-прокурор Синода Чебышев, который послужил потом драматургу прототипом для его «бригадира».

Но и среди европейски-образованных дворян встречались люди, в которых «естественная мораль просвещенного» века вызывала тошноту. В последние десятилетия ХVIII столетия общество стало ощущать религиозный голод. Но люди, воспитанные иноземными гувернерами, получившие образование из французских книг, настолько безнадежно оторвались от родного народа и от отеческой веры, что в поисках духовности обращались не к святым отцам, а к западным богословским и религиозно-философским книгам в надежде обрести истину либо в католической церкви, либо в расплодившихся в России в конце 70-х годов масонских ложах.

Первые русские люди, вроде Елагинской, были окружены деистами и вольнодумцами, проповедавших «естественную мораль», но вскоре московская ложа розенкрейцеров стала очагом мистических увлечений и оккультной практики. Видными масонами в Москве были профессор химии Шварц, журналист и издатель Новиков, в Петербурге - И. В. Лопухин, Херасков. Масоны вели идейную борьбу на два фронта против «лжемудрознаний Вольтеровской шайки» и против Православной Церкви, хотя борьба с Православием велась тонко и скрыто, и несомненно, многими из мало «посвященных» членов лож и не сознавалась как борьба.

Внешнего благочестия масоны не нарушали. Многие из них охотно «исполняли» церковные обряды и «должности», иные даже настаивали на неприкосновенности чинов и обрядов церковных, «наипаче религии греческой». Православное Богослужение они ценили за его символическое богатство, но из литургических символов особенно дорожили теми, которые напоминали им о дохристианской древности.

В своем учении масонство возрождало оккультные доктрины неоплатоников и иудействущего гностицизма. «Церкви внешней» и всему «историческому христианству» в ложах противопоставляли «внутреннюю Церковь», которая отождествлялась ими с их «орденом». А в этом «ордене» были свои обряды и тайны, была своя лестница «священных» степеней и ритуал посвящения в них, была своя железная дисциплина, которой могла бы позавидовать любая политическая организация. Поэтому масонские ложи оказались удобным орудием в руках тайных сил, враждебных христианской государственности, причем, при самой искренней благонамеренности многих из тех, кого вовлекли в ложи соблазном эзотерической духовности.