История Русской Церкви. Том 1. История христианства в России до равноапостольного князя Владимира

Все прочие частности этого похода, равно и крещения Владимирова в Херсоне не подлежат уже ныне никаким недоумениям и спорам, и потому нет нужды разбирать их каждую порознь. Не можем, однако ж, пройти здесь молчанием двух из них, которые, хотя и не отвергаются прямо, но как-то забываются или поставляются в тени нашими историками. Это, во-первых, внезапное исцеление великого князя Владимира от поразившей его слепоты – за истинное чудо принято было исцеление сие самим великим князем и всеми окружавшими его очевидцами; как истинное чудо изображается оно преподобным летописцем; истинным чудом, следовательно, должно быть признаваемо и нами. А во-вторых, обстоятельный Символ веры, который преподан был Владимиру после его крещения. Мы думаем, что этот Символ есть действительно тот самый, который заповедан был просветителю России, и потому есть драгоценнейший памятник нашей церковной старины, как договоры первых князей киевских с греческими императорами – драгоценнейшие памятники нашей старины гражданской. Ныне соглашаются, что помянутые договоры отнюдь не выдуманы самим летописцем, а точно существовали, дошли до него в письмени – в подлинниках или в копиях с подлинников – и только внесены им в летопись. Почему же не сказать того же самого и об исповедании веры, которое вручено было нашему великому князю, без сомнения, на бумаге в руководство на всю последующую жизнь и которое, будучи привезено им в Россию, наверно, сохраняемо было им до конца жизни во всей целости, потом завещано детям как великая святыня, и таким образом удобно могло дойти, хотя в копиях, до преподобного Нестора? Ныне сделалось известным, что этот Символ есть буквальный перевод греческого исповедания веры, написанного еще Михаилом Синкеллом (умер ок. 835 г.). И мы вправе смотреть на этот Символ как на первый урок в православии, какой преподала нам православная Греция в лице просветителя нашего отечества.

Разобравши, таким образом, по частям всю историю обращения великого князя Владимира, что ж скажем мы, наконец, о причинах сего великого события? Определить их тем необходимее, что на этот счет существует несколько мнений, большею частик) ложных, неосновательных и недостойных предмета. Последуем опять указаниям летописца.

Все дело, как представляет он, начинается с того, что к Владимиру приходят проповедники веры: сперва болгарские, потом римские, далее иудейские, – и Владимир охотно выслушивает их. Но как Владимир мог согласиться на выслушивание, как не отверг он с первого раза предложения послов болгарских и затем всех прочих? Явный знак, что он уже не тверд был в своей праотеческой вере, не был сердечно к ней привержен, что он еще прежде внутренне в ней поколебался. А между тем, каким было пламенным ревнителем отеческих верований явился сей великий князь по вступлении на престол киевский! С каким усердием и любовию еще так недавно спешил он воздвигнуть богатейшие языческие истуканы и приносить им вместе с подданными во свидетельство благодарности даже человеческие жертвы! Перемена в таком пламенном язычнике, и перемена внезапная, совершившаяся тайно, без всяких внешних побуждений, сильный перелом в убеждениях религиозных на самой высшей степени их развития ничем иным не могут быть объяснены, как только сверхъестественным действием Божественной благодати. Она только одна могла так быстро и сильно поколебать сердце, глубоко утвержденное в отеческих суевериях, и притом сердце, загрубелое в величайших пороках, какие позволял себе Владимир-язычник; она только одна могла пробудить в нем голос совести и показать этому человеку всю преступность его прежней жизни и всю тщету идолослужения; она одна могла таким образом приуготовить его к слушанию разных проповедников и предрасположить к верованию во Евангелие, ибо спасительная вера есть дар Божий (Еф. 2, 8; 4, 7), а человеческие средства могут лишь отчасти содействовать к ее утверждению (1 Кор. 3, 7 и 9). Вот где истинное начало великого подвига Владимирова! Начало, которое, без сомнения, не раз исповедовал впоследствии сам великий князь, сознавали и исповедовали его современники и ближайшие потомки. «Когда жил он, – говорит один из подобных людей, – и землею своею управлял с правдою, мужеством и смыслом, пришло на него посещение Вышнего, призрело на него всемилостивое око благого Бога, и воссиял в сердце его разум; он уразумел суету идольского заблуждения и взыскал единого Бога, сотворившего все видимое и невидимое».