Приняв от Максима переведенную книгу, великий князь передал ее митрополиту для соборного рассмотрения. Наши иерархи, конечно, не могли судить о достоинстве перевода и сличать его с подлинником, но могли судить о достоинстве содержания книги и о вразумительности слога. Через несколько дней они явились к государю во главе с митрополитом и соборне одобрили новопереведенную Псалтирь, называя ее источником благочестия. Государь с радостию почтил трудившегося не только великими похвалами, но и сугубою мздою. Товарищи Максима, вместе с ним прибывшие из Ватопеда, немедленно (11 сентября 1519 г.) были отпущены, щедро наделенные и с довольною милостынею для Святой горы. А самого Максима убедили еще остаться в России. Угодил он лично государю, ибо для него непосредственно и по его поручению перевел толковую Псалтирь; успел угодить лично и митрополиту, ибо еще в то время, как занимался переводом Псалтири, он по желанию митрополита при помощи толмача Власия перевел толкования неизвестного на последние главы Деяний апостольских, начиная с 13-й, и окончил этот перевод в марте 1519 г., следовательно, даже прежде, нежели перевод самой Псалтири. Митрополит и государь, естественно, могли желать и ожидать от Максима еще таких же полезных трудов. И действительно, ему поручено было теперь весьма важное дело - исправление богослужебных книг, которое он и начал с Триоди при помощи прежних своих сотрудников - Димитрия и Власия. Вместе с тем Максим находил возможность заниматься новыми переводами: например, перевел в 1521 г. житие Пресвятой Богородицы, составленное Метафрастом, а может быть, написал тогда же и некоторые из своих многочисленных сочинений, хотя мы не в состоянии определить какие именно. Максима уважали бояре и вельможи, и сам государь принимал его ходатайство за подвергавшихся опале; уважали и представители Церкви, и целый Собор, как мы упоминали, обращался к нему за советом, как поступить с жидовином Исааком. К прискорбию, скоро начались для Максима и неблагоприятные обстоятельства. Первое состояло в том, что он сблизился (около 1521 г.) с известным князем-иноком Вассианом, сильным при дворе, но противником всего духовенства и в особенности Иосифова волоколамского монастыря, а второе - в том, что митрополит Варлаам, благоприятствовавший Максиму, удалился с своей святительской кафедры.
Как кончил митрополит Варлаам свое поприще, летописи наши говорят весьма кратко и глухо. Две из них выражаются только, что он "остави святительство" (17 декабря 1521 г.); третья свидетельствует, что он "остави митрополию и соиде на Симонове, а с Симонова сослан в Вологодской уезд на Каменое". У Герберштейна изложены некоторые подробности. "В то время, пишет он, - как я находился в Москве послом императора Максимилиана, митрополитом был Варфоломей (описка имени Варлаама), муж святой жизни. Когда великий князь нарушил клятву, данную им самим и митрополитом князю Шемячичу, и предпринял некоторые другие дела, которые казались противными достоинству и власти митрополита, тогда последний пришел к князю и сказал: "Если ты восхищаешь себе всю власть и злоупотребляешь ею, то я не могу более проходить моей должности". И вслед за тем, поднесши князю свой посох, отказался от должности. Князь немедленно принял посох вместе с должностию от митрополита и, заковав бедняка в кандалы, тотчас отправил на Белоозеро. Там, говорят, он несколько времени оставался в цепях, а потом был освобожден и остаток дней своих проводил частным человеком в монастыре". В рассказе Герберштейна есть важная ошибка: событие с Шемячичем случилось вовсе не при Варлааме, а при его преемнике (в 1523 г.), и эту ложь могли сообщить немецкому послу (в 1526 г.) намеренно люди партии, враждебной великому князю Василию Ивановичу. Но прочие частности рассказа не заключают в себе ничего невероятного.