С самого избрания Иосифа III на митрополитскую кафедру начали вновь обнаруживаться неприязненные отношения латинян к православной Церкви, которые совсем почти были незаметны уже около двадцати лет. В 1522 г., как рассказывают польские писатели, король Сигизмунд, переместив трокского воеводу Гаштолда в Вильну, захотел почтить званием воеводы трокского своего славного гетмана князя К. И. Острожского и тем возвести его в сенаторское достоинство. К изумлению, этот поступок короля возбудил против него на бывшем тогда гродненском сейме сильную оппозицию в польских и литовских панах римской веры не потому, чтобы они считали своего вождя-богатыря недостойным воеводства и сенаторства, а потому, как говорили они, будто король нарушил их права, данные им еще на Городельском съезде 1413 г. и утвержденные самим же королем присягою при его коронации, - права, по которым только римские католики и униаты могут занимать высшие должности в государстве и сенаторские кресла. Огорченный до глубины души, доблестный князь-герой просил короля уволить его от нового высокого звания, которого вовсе не искал и не желает, и заявлял, что довольствуется одною справедливостью, оказанною его заслугам королем, и готов по-прежнему служить отечеству без всяких наград. Но король не согласился на просьбу и настоял на своем. Зато, с другой стороны, ввиду неумолкавшей оппозиции будто бы издал на сейме (25 марта) грамоту, в которой объяснял, что пожаловал князю Острожскому сенаторское звание только ради его необыкновенных заслуг, не в пример другим, и обязывался, что впредь ни он сам, ни его преемники не нарушат Городельского акта и никто из лиц, не состоящих в послушании Римской Церкви, не удостоится сенаторского звания. Всему этому рассказу можно верить разве только наполовину, потому что князь К. И. Острожский, как гетман и пан виленский, много лет уже был членом королевской рады, или сенатором, о чем свидетельствуют несомненные документы. Следовательно, латинские паны могли теперь протестовать разве только против избрания его на место трокского воеводы. Но и в этом отношении поступок их представляется странным. Закон Городельский действительно доселе не был отменен, однако ж, он давно уже не действовал и был почти забыт. Многие православные при королях Казимире, Александре и самом Сигизмунде занимали высшие государственные должности и были даже воеводами, например Иван Ходкевич (около 1458 г.) - воевода витебский, тот же Иван Ходкевич (около 1480 г.), князь Димитрий Путятич (около 1500 г.), князь Иван Львович Глинский (около 1506 г.), князь Юрий Александрович Гольшанский (1508), князь Юрий Ходкевич (1510), Андрей Немирович (около 1517 г.) - воеводы киевские, князь Александр Юрьевич (около 1495 г.) воевода виленский. Почему же именно теперь вспомнили латинские паны о Городельском постановлении и потребовали его исполнения? Они видели, что в последние годы схизма, т. е. православие, более и более усиливалась в Литовском княжестве, не встречая себе никаких притеснений и противодействия; видели, каким могущественным покровителем для нее был князь Острожский, и не могли не понять, что, сделавшись одним из первых воевод, он станет еще могущественнее, и чувство религиозного фанатизма, столь обычное в последователях папства, уснувшее было на время, пробудилось с новою силою и выразилось такою открытою неприязнию к православным. А что не лично против князя Константина Острожского действовали здесь латиняне, не по какой-либо зависти или ненависти к нему, а против веры, которой он был представителем и главнейшим покровителем в Литве, это подтвердилось на виленском сейме 1529 г., когда они снова будто бы вынудили короля повторить обязательство за себя и за своих преемников, что схизматики никогда не будут возводимы на высшие государственные должности. Король по форме уступил своим крикливым панам, но сам не изменился по отношению к православным и по-прежнему допускал их даже на должности воевод; в особенности не изменился к своему найвысшему гетману и предоставил ему первое место в ряду сенаторов светских, следовавших за духовными сенаторами-бискупами; дозволил ему и его потомкам (17 августа 1522 г.), как сам выражался, за его высокие и знаменитые заслуги при трех королях печатать все свои грамоты и письма красным воском; пожаловал ему (21 декабря) ради тех же великих заслуг свою королевскую вотчину Смольняны, которую некогда держала королева Елена, и многие другие и, как увидим, не переставал уважать его ходатайства за своих единоверцев.