Если мы упомянем еще о «Духовной грамоте», или завещании, митрополита Макария (Акты ист. Т. 1. № 172), в которой он после нескольких слов о своем исповедании веры, о своем служении в сане архиепископа и потом митрополита и о приближающемся конце своей жизни, излагает обычные в подобных святительских завещаниях мысли, т. е. преподает сам всем своим духовным чадам, перечисляя их по классам, свое благословение и прощение и просит себе от них прощения и благословения, то пред нами будет все, что только доселе известно собственно литературного, исключительно принадлежащего знаменитому иерарху. Впрочем, и в этом немногом довольно ясно отразились и его ум и его слово: ум светлый, здравый, умевший владеть своими мыслями и выражать их связно и последовательно; слово легкое, свободное, неисчерпаемое, изливавшее, по выражению одного современника, реки медоточного учения, когда святитель проповедовал народу в церкви. Отразились вместе и недостатки нашего автора: иногда он излагал свои мысли растянуто, даже слишком растянуто; иногда повторял, и не раз повторял, одно и то же, только в разных видах и формах. А его слог нередко грешит против грамматики и еще чаще грешит многословием, витиеватостию, риторизмом, хотя в этом-то многословии и витеватости, в этом-то наборе и сочетании синоним, эпитетов, разных подобозначащих выражений и оборотов и полагалось тогда достоинство речи, ее красота и изящество, по господствовавшим понятиям. К чести, однако ж, Макария следует заметить, что при всей широковещательности и витиеватости, которыми он любил увлекаться, у него всегда ясна мысль и легко схватывается читателем, тогда как у других тогдашних писателей, например хоть у Даниила и самого Максима Грека, за набором слов и пышных фраз ее иногда трудно и угадать. Не показал Макарий в немногих уцелевших от него сочинениях своей богословской учености, своей начитанности, не украсил их разными свидетельствами святых отцов и учителей Церкви, как велось тогда, но не украсил, всего вероятнее, по самому роду и назначению этих сочинений: такое украшение было бы в них неуместно и излишне. Зато он достаточно обнаружил свои познания в книгах Священного Писания и особенно в священной истории.
А что Макарий обладал обширною начитанностию, что он мог познакомиться более или менее со всею книжною мудростию, какая тогда была доступна русским, об этом свидетельствуют его