История русской церкви

Выход из положения был найден очень простой: если самопроизвольное бегство от антихриста прекращается, то нужно создать искусственным путем кадры «отщепленных» от антихриста. И вот с 60-х годов в «кельях» странноприимных домов появляются детские колонии. Не вполне ясно, откуда брались питомцы этих колоний. В небольшом проценте это были дети жиловых, оставивших после смерти имущество общине и обязавших общину за это воспитать сирот. Такие воспитанники были и прежде, и, вероятно, из них и выходили впоследствии наставники. Это была «белая кость». Главный же интерес заключался в «черной кости». Определенно тут упоминается в материалах группа незаконнорожденных детей, просто подкидышей, а может быть, и прямо приносившихся матерями странноприимцам на воспитание, поскольку брак бегунами отрицался, среди них, как и среди федосеевцев, широкое распространение имели свободные кратковременные связи. Но возможно также, что жиловые стали брать на воспитание детей бедных родителей из жителей тех местностей, которые были ареной их эксплуататорской деятельности. Эти детские кадры воспитывались наставниками и наставницами в соответствующих правилах. Их с самого нежного возраста накачивали поучительными историями о святых, спасавших свою душу подвигами в пустыне, и о страшной судьбе грешников, живущих в миру; приучали к безусловному повиновению старшим, к посту, к молитве, к самоистязаниям и выносливости. Обучали грамоте, церковной истории в бегунском освещении (антихрист — Петр I), церковному пению, наконец, бегунским стихам и знакомили с «подвигами» знаменитых бегунов. Но особенно приучали к работе: девочек — к вышивкам, шитью и другим рукоделиям, мальчиков — к разным ремеслам, особенно к столярному. Подросших снабжали паспортами и отправляли «странствовать», теперь уже не пешком с котомкой, а по железной дороге и на пароходах, пересылая из «пристани» в «пристань», в которых эти временные гости соответствующим образом эксплуатировались. Но, конечно, на таких искусственных подпорках бегунская организация долго держаться не могла. С 90-х годов начинается ее быстрое разложение, идущее и сверху, и снизу. Эксплуатируемые невольные бегуны стали при всех удобных случаях менять затвор и вынужденные странствия на «антихристов» мир и становились добычей православных миссионеров. С другой стороны, и капитал, вступивший /378/ с 90-х годов в новый этап своего развития, стал искать других, более соответствующих обстановке способов эксплуатации. Так рост капитализма, выжав из бегунства все, что оно могло дать, стал в конце концов могильщиком этой старой секты.

Потерпела после 1861 г. окончательное крушение и последняя духоборческая коммунистическая община в Закавказье. Духоборческих поселений там образовалось 148 деревень в Ахалкалакском уезде за Мокрыми горами, кроме того, 3 деревни в Тифлисском уезде и 3 — в Елисаветпольском уезде. Прежних льгот духоборцы не получили и кроме налогов были привлечены также к отбыванию рекрутской повинности. Но, как мы уже видели, первые трудные годы скоро были преодолены, и духоборческое хозяйство вновь расцвело. Поворотный пункт наступил в половине 60-х годов в связи с общим оживлением русской экономики. Много помогло духоборческим верхам также и то обстоятельство, что во главе общины оказались в это время очень энергичные и ловкие руководители. Сын Капустина, Ларион Калмыков, вскоре после переселения умер. Его наследник Петр, управлявший общиной до своей смерти в 1864 г., был человеком текущих дел, без размаха и инициативы, и если действовал, то под давлением жены, Лукерьи. Последняя после смерти Петра стала неограниченной и энергичной властительницей «Духоборья». Ее наперсником и советником был Зубков, которого за ловкость и хитрость в кавказских правительственных сферах прозвали «духоборческим Бисмарком». Лукерья и Зубков прежде всего установили самый тесный контакт с военными и гражданскими властями, контакт не только деловой, но также и на почве гостеприимства. Угождать начальству было невредно, и для этого можно было поступиться и требованиями духоборческой морали. В «Сиротском доме» организовали нечто вроде станции для проезжавших военных и гражданских чинов, задавали им лукулловы пиры, держали погреб лучших вин, и Лукерья, на изумление гостям, «перепивала» шампанским даже самых сильных питухов из офицеров. В 1877–1878 гг. плоды контакта не замедлили сказаться: духоборческая община получила подряд на организацию транспорта для кавказской армии и на одной этой операции заработала полтора миллиона. В это время стала «развращаться» и рядовая масса — стали пить водку, стали играть богатые свадьбы; но водку пить стали все, а играть свадьбы по 300 руб. — лишь /379/ немногие. Стала поэтому нарастать внизу и оппозиция. Лукерья должна была завести себе вооруженный конный отряд, который повсюду ее конвоировал. С недовольными беспощадно расправлялся суд старшин, восстановивший карательные молочноводские традиции 30-х годов.