История русской водки от полугара до наших дней

«Когда в целой Швеции около ста тысяч деревень считается, из коих в каждой бочки три (хлеба) ежегодно на курение вина исходит: то сие все до трех сот тысяч червонцев составит, которая сумма немалое богатству учинила приращение»

«Как в Англии в 1736-м году вино сие запрещено было, такое в Лондоне в народе произошло возмущение, что принуждено было ввести в город солдат по укрощению сего бунта»

А про Россию, повторимся, в этой работе Карла Линнея нет ни слова.

В. В. Похлебкин, скорее всего, пал жертвой неточного перевода П. И. Богдановича, и прочитал он, видимо, только название труда в библиотечном каталоге, не удосужившись познакомиться с самим трудом. В противном случае утверждение В. В. Похлебкина о том, что труд Карла Линнея посвящен русской водке, выглядит сознательной профанацией.

Вот она, великая сила слова. Прочитав в заголовке слово «водка», даже ученый В. В. Похлебкин не удержался от соблазна посчитать труд Линнея посвященным русской водке. А как иначе, — раз водка, — значит, русская, другой-то в то время не было. Что же говорить о менее просвещенных читателях.

Во избежание подобных недоразумений постараемся бегло, не вдаваясь в подробности, перечислить основные версии происхождения слова «водка», а главное, попробуем разобраться в значениях, которое оно принимало в языке в разные периоды.

Этимология этого слова на первый взгляд представляется очевидной: «водка» — производное от «вода».

В. В. Похлебкин, задачей которого было во что бы то ни стало доказать, что «слово „водка“ свойственно только русскому языку и является коренным русским словом», утверждает абсолютно категорично:

«Сам по себе факт, что название „водки“ — напитка произошло от слова „вода“ и, следовательно, каким-то образом связано по смыслу или содержанию с „водой“, не вызывает никакого сомнения»[1]

Другими словами, то, что «водка» есть производное от «воды», принимается автором за аксиому:

«Водка. Древнерусский уменьшительный падеж (деминутив) от слова вода, образованное по типу репа — репка, душа — душка, вода — водка»[151]

Однако другой автор — В. Е. Моисеенко, приведший упомянутую цитату из «Кулинарного словаря» В. В. Похлебкина в своей статье «Ещё раз об истории слова „водка“», категорически с таким подходом не согласен:

«…подобная дефиниция не выдерживает лингвистически корректной критики. Безусловно, лексема водка может обладать и уменьшительным значением, точнее сопровождаться экспрессией ласкательности, например, в форме водочка. Эти семантические особенности приобретаются вполне традиционным способом деривации, но не от корня вод, — а от осложнённой первоначально суффиксом — к- формы вод-к (а), т. е.: вод-к (а)/вод-очк (а) (фонематически.[к] 1.[а1чк]). Перед.[к] беглая.[a1+ч] действительно создают деминутивность. По законам русского словообразования уменьшительная форма от вод-а — вод (и) — чк (а), а от вод-к (а) — вод (о) — чк (а), которые оформлены разными гласными и и о. В словаре В. Даля встречаем даже деминутивную форму от водка — водонька. Очевидно, что водка образована не по модели репа — репка, душа — душка»[152]

Другими словами, автор-лингвист утверждает, что в русском языке слова «вода» и «водка» имеют разные корни. В одном случае «вод», в другом — «водк», что, с его точки зрения, находит подтверждение в морфологии, т. е. в анализе способов построения слов, содержащих либо один, либо другой корень.