История русской водки от полугара до наших дней

Итак, наконец-то самые выдающиеся специалисты России обратили внимание на досадные неточности и исторические ошибки, допущенные В. В. Похлебкиным, и пообещали всерьез (т. е. с фактами в руках) установить истинное происхождение водки. Стремление более чем похвальное. Правда, несколько настораживает несвойственная научным работникам угрожающая интонация по отношению к «намеренно искажающим факты», вкупе с апелляцией к «официальным органам» и призывом к «более действенным мерам». По какому признаку «официальные органы» должны определять, кто «намеренно искажает», а кто «искренне заблуждается»? И что такое «более действенные меры»? Как-то незаметно возникает тень приснопамятного Трофима Денисовича Лысенко… Но не будем придираться. Вполне возможно, что это издержки стиля. Не всем ведь достался литературный дар В. В. Похлебкина.

Открываем книгу с самым многообещающим названием «История винокурения и прочее». Революционное открытие ожидает нас уже на первых страницах:

«…на основании найденных археологами в настоящее время документов можно утверждать, что первенство в производстве водки, да и рождение слова „ВОДКА“ принадлежит не Москве, а самому древнему городу России — Великому Новгороду. (Выделено в оригинале.) Да и принадлежать Москве — городу, основанному далеко не первым на Руси, водка не могла в принципе.

Откуда же это стало известно?»[2]

Вот она, «находка нового более раннего документа», «представляющая государственную ценность»! А кстати, действительно, откуда это стало известно? Оказывается, из новгородской берестяной грамоты под номером 65, найденной давно и отнюдь не авторами цитируемого труда: «Аже водя по 3 рубля, продай, али не водя, не продай». Полагаем, что вы, уважаемый читатель, уже догадались, в чем тут дело. Но вновь дадим слово авторам открытия.

«Эта грамота вызвала у археологов трудность в интерпретации слова — „ВОДЯ“. Руководитель экспедиции, советский археолог А. В. Арциховский в своих научных статьях, комментирующих найденные грамоты, указывает, что не нашел глаголу „водя“ подходящего значения. И немудрено. Профессор А. П. Смирнов, первым объяснивший эту берестяную грамоту, считает ее САМЫМ ВАЖНЫМ для истории производства водки документом. Слово „водя“, полагает профессор, не глагол, а существительное. Мы имеем уникальную грамоту, которая донесла до нас первоначальное, родительское звучание слова „ВОДКА“ — „ВОДЯ“. Надо иметь в виду — слово „ВОДА“ в то время так и писалось — „ВОДА“, что подтверждено многими берестяными грамотами.

Распоряжение хозяина, написанное им на бересте, и обозначенное как берестяная грамота № 65, можно понимать так: доверенный человек боярина, его тиун, отправился в хозяйские вотчины, где по приказу боярина было налажено производство ВОДИ. Ее в нужных для торговли количествах могли уже изготовить, и тогда ее следовало продать по три рубля. А если процесс не завершен и еще НЕ ВОДЯ, ее продавать не следует». (Все выделено, как в оригинале.)

Ну что ж, остается только поаплодировать профессору А. П. Смирнову (надо полагать, тому самому, который является одним из авторов книги), выдвинувшему столь остроумную, сколь и экстравагантную гипотезу. Изящное предположение, правда, весьма сомнительное и — увы! — абсолютно ничем не подтвержденное. Однако аплодисменты резко прерываются уже на следующей фразе: