История руссов. Держава Владимира Великого

Удобный случай представился очень скоро. Восстание Варды Фоки[143], явившегося под самые стены Царьграда, поставило двух братьев, византийских императоров, в отчаянное положение, — они погибали. Они взмолились о помощи к Владимиру, с которым у них были не слишком-то хорошие отношения. Тот выслал шеститысячный отряд, и, хотя Варда Фока смеялся над руссами, руссы в происшедшем сражении сыграли решающую роль, в следующем же сражении Варда Фока скончался в разгар битвы, по-видимому, от разрыва сердца, восстание было подавлено, и императоры спасены.

Ценой помощи Владимира была рука сестры императоров Анны, порфирородной принцессы, руки которой напрасно добивался для своего сына германский император Оттон. Анна была самой высокопоставленной невестой во всей Европе. Но именно ее руки и добился Владимир, этот «выскочка», parvenu, от которого отказалась гордая полоцкая княжна Рогнеда, ибо не хотела «розути робичича», т. е. сына рабы. (Один из наших коллег был чрезвычайно оскорблен таким отзывом нашим о Владимире. Однако правда всегда имеет основания на существование, а, во-вторых, мы лично ничего не видим оскорбительного в нашем утверждении о Владимире, наоборот, именно то, что он не происходил из выродившейся аристократии, и обеспечило его успех в жизни, он был истым сыном народа и сделал поэтому много для народа. — С. Л.)

Владимир отлично понимал, какое положение он приобретет, женившись на византийской принцессе, — эта женитьба сразу покроет его плебейское происхождение и поднимет его к рангу самых знатных властителей в Европе. Есть основания думать, что Владимир при женитьбе получил официально от Византии какое-то высокое звание: так было в других случаях выхода замуж византийских принцесс, и недаром, вероятно, монеты, чеканенные Владимиром, изображают его в одежде, присвоенной царям.

Цена помощи Владимира для византийских императоров была ужасающей, и они… отреклись от своего обещания, как только были спасены. Владимир немедленно пошел на Корсунь, взял ее после долгой осады и заявил, что если он не получит обещанной руки Анны, то он сделает с Царьградом то, что и с Корсунью. Угроза была не шуточная, ибо силы Византии были истощены, положение на болгарской границе напряженное, да и в самой армии находился шеститысячный отряд руссов.

Тогда императоры выставили формальную отговорку: выдать принцессу-христианку за язычника — вещь невозможная. Вот тут-то Владимир и ответил, что он готов креститься. «Крестись сначала!» — настаивали императоры. Но Владимир остался верен себе, он ответил: «Пришлите попов, которые крестят меня, и принцессу; после крещения нас повенчают». Императорам пришлось уступить, и византийская порфирородная принцесса с плачем («как в плен») отправилась через море к своему жениху.

История крещения Владимира показывает, что это вовсе не был личный шаг, как его бабки Ольги, — это был зрелый, давно обдуманный шаг, шаг государственный, ибо принятие Владимиром христианства означало христианизацию всей Руси. И это Владимир понимал и предвидел. Старую, языческую веру, от которой он уже давно решил отказаться, он променял на руку принцессы[144], и византийская порфира прикрыла его происхождение по матери (подумаешь знатность: сын девки-ключницы!).

Здесь нельзя не отметить попутно и другую «осечку» историков. В летописи сказано, что Ольга, узнав о связи Светослава с Малушей, в гневе услала ее в ее сельцо Будутино, где Владимир и родился.

Так вот, историки понимают слова «ее сельцо», как сельцо не княгини Ольги, куда она услала рожать свою непрошеную невестку, а Малуши! Где это видано, чтобы у ключницы-девки было свое собственное сельцо? Ведь гордая Рогнеда недаром звала Владимира «сыном рабы» и, отклонив его предложение, согласилась выйти замуж за брата Владимира, но от благородной матери. Таковы логические способности некоторых историков.

Приняв христианство, Владимир приступил к искоренению старой веры чисто по-русски, т. е. немедленно начал полный разгром не так-то давно воздвигнутых идолов, и не только в Киеве, а во всей стране («Русские долго запрягают, но быстро едут», — сказал как-то Бисмарк).

Не менее решительно поступил Владимир и в отношении населения (ничем не хуже Петра I): всему населению Киева было приказано явиться на Днепр креститься.

«Кто бы ни был богат или убог или нищ, но если не придет креститься, — противен мне да будет». Угроза слышится не шуточная. Переводя на современную терминологию, Владимир называл неявившихся «врагами народа».

Здесь, конечно, не место излагать, как происходила христианизация Руси и каковы были ее этапы. Одно очевидно и важно: явился новый мощный фактор, объединявший впервые много— и разноплеменное государство. Явилась связь, объединявшая не поверхностно, а глубоко Новгород и Киев, Червен[145] и Ростов, славянина и чудь, ятвяга и печенега.