Предоставим теперь слово В. А. Рязановскому: «Так называемая “норманская” теория происхождения русской культуры вообще и русского государства в частности была создана в XVIII веке приглашенными в Россию немцами-академиками и профессорами разных русских университетов (Миллер, Круг, Тунман, Крузе, Ире, Шриттер, Рейц, Струве. Лерберг, Френ, Герман, Куник и др.), а затем нашла себе последователей и среди русских ученых.
Среди последних особенной приверженностью к “норманской” теории отличался историк М. П. Погодин. Эта доктрина учила (к сведению нашего критика Н. Н. Кнорринга. —
Имя страны (Русь, Россия) происходит от шведского корня, язык высших классов общества был скандинавский (норрена) и тем более письменность. Этот язык оказал большое влияние на славянский, русский язык. Россия — по мнению основоположников этой доктрины — представляла tabula rasa. Здесь до появления норманнов не существовало никакой культуры: не было ни государства, ни гражданственности, ни торговли, ни искусства, ни даже религии — одним словом, ничего, кроме народа в диком состоянии (как указывал Шлёцер: “Конечно, люди тут были Бог знает, с которых пор и откуда, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли леса…” (Прим. Рязановского. —
Это учение отказывало русской культуре в каком бы то ни было национальном развитии и все проявления русской культуры объясняло заимствованием из Швеции или Скандинавии вообще или же из Германии. А если такое объяснение оказывалось явно невозможным, то на сцену выдвигалось заимствование из какой-либо восточной страны или просто с Востока, только не национальное развитие.
Эта странная доктрина, основанная на уверенности немецких ученых, что всякая европейская цивилизация может исходить только от германского корня и на незнании ими России, долгое время пользовалась большим авторитетом.
Дело в том, что при ее возникновении и обосновании в XVIII в. и начале XIX в. русская наука находилась еще в зачаточном состоянии: русская история была в начальной стадии разработки, языкознание еще не началось, научная археология отсутствовала. И русские ученики (за исключением немногих) не только из почтения к своим немецким учителям, но и вследствие отсутствия необходимых данных, долго еще подчинялись авторитетным для них мнениям и разъяснениям последних. И только с половины XIX ст., когда русская наука окрепла, начались более серьезные возражения против “норманской” теории, которые вызывали страстные контрвозражения ее сторонников.
Для характеристики положения проведем здесь свидетельство известного историка права проф. Н. П. Загоскина, который в конце XIX ст. писал следующее:
“Вплоть до второй половины текущего столетия учение норманской школы было господствующим и авторитет корифеев ее, Шлёцера — со стороны немецких ученых, Карамзина — со стороны русских писателей представлялся настолько подавляющим, что поднимать голос против этого учения — считалось дерзостью, признаком невежественности и отсутствия эрудиции (см. также критику Н. Н. Кнорринга на наш труд: “Русские Новости”, Париж, 27 ноября 1953 г. № 443. —
Насмешки и упреки в вандализме устремлялись на головы лиц, которые позволяли себе протестовать против учения норманизма. Это был какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться
(подчеркнутое нами место показывает, что еще 55 лет тому назад существовал научный гнет, террор, героями которого были норманисты, существует он и по сей день (см. упомянутый выше критический очерк Н. Н. Кнорринга, а также отзыв П. Ковалевского, “Русская Мысль”, от 28 окт. 1953 г. № 601). Поэтому тем, которые считают наши возражения и тон слишком резкими, рекомендуется дважды прочитать это официальное заявление солидного ученого. Господство норманизма оправдывалось не истиной, а грубой силой. Теперешние же наши критики упрекают нас в недостаточной эрудиции. Извините за грубость, но: “чья бы корова мычала…” —