Наконец, особо примечательно то, что у летописца открылся рот только тогда, когда он заспорил, только в этом случае он вытащил из под спуда сведения о Кие, которые он, в сущности, утаил. Он знал о Кие больше, но в летопись этого не внес, и только когда он натолкнулся на ходившую в его время ложную версию о Кие, он вынужден был пустить в ход все имевшиеся у него сведения.
И здесь мы имеем явный намек на то, что в руках первых летописцев было гораздо больше сведений, но они, создавая летопись, их тщательно профильтровывали. Есть основания думать, что особенно усиленной фильтрации подверглась именно дорюриковская эпоха.
Подведя «Summa Summarum», можно сказать, что далеко еще не все историческое наследство впитано русской историей, не только в чужих, но и даже в своих источниках еще кроется много такого, что может бросить дополнительный свет на наше прошлое и значительно изменить наши воззрения на него. Мы далеко еще не исчерпали всех возможностей истории, и переходить на чистую археологию еще преждевременно. Нужно только ясное понимание наших задач и отказ от старых, оказавшихся несостоятельными, догматов.
5. О значении пути «из варяг в греки»
Крупнейшей ошибкой лиц, занимавшихся историей Древней Руси, была переоценка роли норманнов, сиречь варягов, на пути «из варяг в греки». В нем видели магистраль, по которой текли две волны норманнов или скандинавов: купцов и разбойников.
И то и другое неверно. Утверждали это многие, но одно дело утверждать голословно, а другое — опираться на факты. Факты же говорят решительно против такого представления.
Обратимся прежде всего к торговле. Подавляющее большинство исследователей, как норманистов, так и антинорманистов, согласны в одном: «Торговый путь через Волгу открыт скандинавами раньше, чем путь через Днепр, и этот волжский путь для шведской торговли имел большее значение, чем путь через Днепр» (
Шведский исследователь Арне в своей работе (
В. А. Бартольд, Ф. А. Браун, В. А. Брим, Ю. Готье, М. С. Грушевский, В. Пархоменко, А. Погодин, С. Середонин, А. Шелянговский и другие говорят о том же вполне согласно. Расхождение между ними только в сроке, когда именно скандинавы начали пользоваться волжским путем.
Самые ранние из монет, найденных на волжском пути, — это индо-парфянские, относящиеся к первому веку нашей эры, затем идут сасанидские IV–V веков.
Бартольд (
П. Смирнов полагал, что скандинавы пользовались волжским торговым путем еще до VI века. Ф. Браун относил начало торговых сношений Скандинавии с Востоком по волжскому пути к середине VIII века или даже концу его, В. А. Брим и Т. Арне — к началу IX века и т. д.
Все, однако, согласны в одном: волжский путь стал известен гораздо раньше днепровского и значение его было также несравненно большее.
Арне (стр. 89) дает цифры, показывающие реальное соотношение в значении этих путей. Археологические изыскания в Швеции показывают, что в IX веке торговля с арабами была во много раз больше, чем с греками: на 40 000 арабских монет приходится только 200 греческих, иначе говоря, арабская торговля в 200 раз превосходила греческую. (Новейшие данные поднимают число арабских монет в Скандинавии до 100 000.)
Учитывая эти цифры, следует не забывать, что эти 200 греческих монет могли достигнуть Скандинавии не днепровским, а волжским путем, и что действительная разница еще больше. В самом деле, значительное число греческих монет, найденных в Скандинавии, относится к V–VII векам, т. е. эпохе, когда днепровский путь, как полагают, еще не действовал.
Наконец, не только монеты, а вообще предметы византийского происхождения были весьма редки. Арне прямо говорит (стр. 207): «Tous les objectes de provenance byzantine trouvés en Suède… sont du reste rares» — фр. «Все предметы византийского происхождения, найденные в Швеции… в остальном редки».
Против этих фактов возражать не приходится, поэтому легенду о большой торговле «из варяг в греки» необходимо раз и навсегда отбросить и к ней не возвращаться, а если и возвращаться, то только с поучительной целью, как не следует делать ошибок, опираясь на одни умствования.