История руссов. Варяги и русская государственность

Что же касается воевод-норманнов и людей высокого ранга, то многие из них играли видную роль, например, как послы, как воспитатели молодых князей (главным образом в отношении военного искусства), как советники или администраторы. Однако у нас нет никаких данных, что они играли ведущую политическую роль. Не они определяли общую политику данного князя, а вся среда, которая была подавляюще славянской. За всю историю Руси мы не имеем ни одного восстания варягов против князя, попытки переворота дворцового типа и т. д. Варяги всегда в тени, и нигде нет ни малейшего намека на «засилье» норманнов, что непременно было бы, если бы норманны играли самостоятельную роль или количественно были значительными.

Таким образом, ни купцами, ни завоевателями, организовавшими сеть факторий вдоль днепровского пути, варяги не были, — всё это только раздутый до невероятных размеров факт, что Рюрик явился в Новгород с варяжской дружиной.

Норманисты часто ссылаются на нахождение крупных захоронений норманнов в разных местах Руси, совершенно не считаясь, однако, с логическим анализом этих находок.

Во-первых, нахождение предметов скандинавского типа в захоронениях еще не говорит о том, что похоронены были скандинавы. Такие предметы, как мечи, были предметами экспорта в отдаленнейшие страны. Мы находим в Египте балтийский янтарь в очень древних могилах (что подтверждено химическим анализом), но это не значит, что прибалтийцы жили в Египте. Необходимо, чтобы самый тип захоронения был скандинавским. А это не установлено во множестве случаев с достоверностью (в особенности если раскопки относились к XIX веку, когда норманизм царил безраздельно). Наконец, никогда датировка захоронения не установлена точно: разные исследователи расходятся во мнениях на целые столетия.

Во-вторых, крупные захоронения могут быть просто кладбищами варягов, которые служили (и умирали) здесь в течение не десятков, а сотен лет. Стремление хоронить «своих» поближе к своим господствует у всех народов до сих пор.

В-третьих, что главное, такие захоронения, если они были даже массовыми и одновременными, вовсе не говорят о завоевании данной области варягами. Дело объясняется проще: во время осады данного поселения одновременно погибли от болезней, ран или были убиты именно воины-наемники, дело которых и заключалось в том, чтобы воевать. Естественно, что всех их погребли вместе.

В-четвертых, если быть последовательными и видеть в каждом захоронении с варяжским оружием доказательства пребывания варягов в данном месте в качестве завоевателей, то надо дать себе труд нанести на карту все подобные находки и увидеть, что почти вся Восточная Европа была под владычеством скандинавов, — доказательство «ad absurdum» (лат. «доведенное до абсурда»).

Недавно М. Таубе («Rome et la Russie», 1947) развил целую теорию о том, что варяги сидели твердо на Немане, владея Гродно, и что именно оттуда Аскольд захватил Киев, теорию маловероятную и не поддержанную фактами.

Можно также напомнить о раскопках Пастернака под Плиснеском[17] в Галиции («Плеснеск» «Слова о полку Игореве»), доказывающих также наличие «варягов» под самыми Карпатами. Означает ли это, что мы должны продвинуть границу варяжской державы до самых Карпат? На деле это означает, что у князя в Плеснеске была на службе варяжская дружина, а в одной из войн с врагами или междуусобии некоторая часть их была убита. Если же следовать норманистам, надо принять, что в Плеснеске сидел и владел им варяжский князь.

Наконец, не следует забывать, что большие захоронения варяжского типа найдены по волжскому пути, т. е. пути в обход Древней Руси. Эти варяжские захоронения были, по-видимому, древнее эпохи Рюрика и не имели к Руси никакого отношения[18], ибо Русь к тому времени еще только направлялась к Волге. Значит, говорить о покорении славян варягами на Волге вообще не приходится.

Остается еще рассмотреть роль скандинавов как боевых дружин, пересекавших Русь для завоевания или грабежа чужих стран, но не Руси. Сведения, которыми мы обладаем в этом отношении, чрезвычайно скудны, неточны и относятся в большинстве случаев еще к дорюриковским временам, которые известны нам гораздо хуже, чем рюриковские, о которых мы почти ничего не знаем. Всё высказанное авторами по отношению к дорюриковской эпохе — догадки и предположение, порой, может быть, и вероятные, но недоказуемые.

В летописи, например, мы находим туманное сообщение, что полоцкий князь Рогволод, к дочери которого неудачно сватался Владимир Великий, пришел княжить из заморья. Норманисты, конечно, считают его не Рогволодом, а Рогнвальдом, скандинавом, завоевавшим полоцкое княжество.

Мы лично убеждены, что действительная история Полоцка принесет нам много нового, интересного, но доказательства норманистов (вроде Таубе) для нас совершенно неубедительны. Почти все их «доказательства» — жалкое фантазерство.