История рыцарства. Самые знаменитые битвы

…Нет, его сын будет законнорожденным! Он не услышит за своей спиной презрительного перешептывания. И вот избранницей Вильгельма стала родовитая аристократка, наследница графа Фландрского. Правда, поначалу граф отверг притязания герцога на руку своей дочери. Но можно ли отказать буре, можно ли побороть смерч? То, что не идет в руки само, Вильгельм привык брать силой. А силы в нем было немерено! Поговаривали, что тетиву его огромного тугого лука не может натянуть никто, кроме хозяина… И вот, прибыв в Брюгге, он подстерег Матильду у церкви. Весь приход наблюдал, как, схватив девицу за роскошные волосы, герцог толкнул ее в грязь. Взметнул богатырский конь копытами дорожную пыль – и был таков… Неделю Матильда не вставала с постели. А, оправившись от горячки, объявила отцу, что выйдет только за Вильгельма… С тех пор минуло три года. Они прожили их душа в душу – на удивление одних и на зависть других. Но его Матильда достойна иного трона. Ее величество королева английская… Гарольд Саксонец обманул его – что ж, он потребует вернуть то, что ему принадлежит по праву. Он станет преследовать клятвопреступника на суше, на море и даже на небесах. Совершено святотатство – так пусть их рассудит Святой престол. И Вильгельм обратился за поддержкой к папе. Разумеется, он не просил подарить ему Англию. Пусть она достанется сильнейшему. Он жаждал лишь одного – получить благословение на эту святую битву. А в том, что она будет нелегкой, сомневаться не приходилось – его враг, стремясь отстоять страну и трон, будет драться до конца.

Папа Александр II пребывал в затруднительном положении. С одной стороны, очевидно: незаконнорожденный герцог Нормандский не имеет на английскую корону ровно никаких прав. Правда, мать Эдуарда Исповедника была нормандкой, да и сам бывший монарх плохо говорил на англосаксонском наречии. Тринадцать лет он выказывал полное небрежение своими светскими обязанностями. Страной фактически правил Гарольд. На его стороне опыт и поддержка подданных, да и народ Англии ненавидит надменных нормандцев. Но Гарольд совершил страшное преступление – нарушил клятву, данную над святыми мощами… Впрочем, долго колебаться папе не пришлось. Разрешить дело помог сам Гарольд. Не пожелав, чтобы его судил Рим, он даже не отправил к папскому двору своего посла. Что ж, нет ответчика – есть приговоренный. И папа, наскоро отлучив Саксонца от церкви, вручил Англию Вильгельму, дабы тот привел ее к апостольскому престолу.

Впрочем, вручил – сильно сказано. Оставалась самая малость – убедить в этом Гарольда. Разумеется, о «мирном урегулировании конфликта» и речи быть не могло. Стало быть, он, Вильгельм, пройдет свой путь до конца. Будь он хоть трижды французским рыцарем, в его сердце все так же стучит темная кровь его предков. Он не умеет прощать. Ах, какой вой стоял по всему Алансону, когда он приказал отрубить всем пленным руки и ноги – а пращники перебросили кровавые члены в город. В тот день горожане, выйдя на стены, стали колотить палками по принесенным шкурам и кричать: «Кожа! Кожа!» Так они хотели унизить его, напомнив о ремесле его деда… Он заставил их замолчать. И с англосаксами он будет столь же беспощаден. Он призовет к себе самых могущественных людей Нормандии. Переговорит с каждым, попросит помощи. Он сделает это так, что они не смогут ему отказать. Его армия станет самой великой в мире!

И вот, весьма скоро, у Вильгельма уже были и корабли, и солдаты, и оружие, и деньги. Из Рима прибыла священная хоругвь, а вместе с ней папская булла, одобрявшая наказание клятвопреступника. Ко двору герцога стекались лучшие рыцари со всей Европы: он предлагал хорошее жалованье, и, кроме того, каждому, кто решится служить ему, обещал в подарок всю Англию – для разграбления. Вскоре в устье реки Дивы (той самой, на берегах которой несколько лет назад в отчаянии рвал на себе волосы оставшийся без войска Генрих) собралась огромная армия – около тридцати тысяч человек. Она была непохожа на другие европейские армии того времени. Не тяжелая неповоротливая конница составляла ее костяк – а лучники и арбалетчики. Именно им предстояло решить судьбу королевства, которое отделял от материка лишь узкий пролив Ла-Манш. Вильгельм был готов к походу еще к концу лета – но, увы, дули неблагоприятные ветры, и капитаны уговорили его не рисковать. Больше месяца стояли на приколе корабли, готовые по первому зову поднять паруса. Среди них – его верный дракар, корабль-дракон. Он был подобен тем, на каких бороздили моря его северные предки, называвшие свои суда «конями дороги китов». Резвые и выносливые, как боевые кони, они плавали и в Исландию, и в Гренландию, бороздили Балтику и Средиземноморье. Змеиные головы, венчающие их форштевни, жители Северной Америки видели задолго до того, как там побывал Колумб…