Венецианцам строгий Иннокентий тоже посулил отпущение грехов, если они раскаются. Но, ежели нет, так и останутся отлученными. Крестоносцам, тем не менее, милостиво позволяется взаимодействовать с торговцами, иначе как же им добраться до Святой земли без венецианского флота. Вот такая папская сделка с Богом. Впрочем, он же его представитель на земле.
Однако рыцарям уже, видимо, пришелся по душе вкус христианской, пусть и схимнической (православной), крови. Они в этот раз так и не собрались на защиту Гроба Господня. К тому же весьма кстати, к венецианскому дожу Энрико Дандоло и лидерам крестоносцев обратился за помощью бежавший из Византии Алексей IV Ангел, сын низложенного византийского императора Исаака II. (В 1195 году в Византии произошел очередной семейный государственный переворот. Брат императора Исаака II Ангела свергает его и узурпирует трон под именем Алексея III.) Обращение законного наследника византийского престола дает последний толчок «венецианско-рыцарскому» замыслу идти на Константинополь.
Предприятие сулило оказаться весьма выгодным. Каждый, в соответствии с ранжиром, получает свою «порцию счастья». Престарелый Дандоло устраняет могучих торговых конкурентов, молодой Иннокентий III имеет удобнейший случай провести в жизнь замыслы папской курии подчинить православную греческую (византийскую) церковь католическому Риму. Филипп Швабский угождает жене. Ее родственники возвращают в семью царский престол. Бонифаций Монферратский утоляет свои полководческие амбиции (новая красавица-жена стала лишь приятной неожиданностью). Кстати, у него были свои причины не жаловать Византию – ее императоры дурно обошлись и с его двумя братьями – Коррадо был обманут, а Раньери – отравлен. И, наконец, вся вместе эта честная компания сказочно обогащается…
Правда, не все расчеты оправдались. Если венецианские купцы действительно «отправили в нокаут» своего торгового соперника, то Иннокентий III, несмотря на разгром Византийской империи, так свой раунд и не выиграл. Он, хоть и объявил падение Константинополя «чудом Божьим», но ни военная сила крестоносцев, ни его блестящие проповеди не привели к унии греческой и католической церквей. А возникшая Латинская империя ничего, кроме ненависти, у православных константинопольцев не вызвала…