История рыжего демона

— Нисколько, — равнодушно сказал Рогни. — Нас, гномов, это не касается. Мы стоим в стороне от этих вечных споров между Добром и Злом. Мы, гномы, не знаем никакого иного добра, кроме копания земли, и никакого зла, кроме того же самого копания. Наш удел от колыбели и до гробовой доски — копать землю. И мы копаем ее, покуда хватает сил. Ну а когда у нас остается немного свободного времени, мы путешествуем по своим подземным коридорам, ищем драгоценные камни и устраиваем праздники — Слеты гномов. Мы честно делаем то, что предначертано нам Судьбой, а не ждем помощи от какого-нибудь духа, случайно проходящего мимо.

— Ну, ладно, хватит, а то мне станет совсем стыдно за самого себя, — сказал Мак смущенно. — Но разве вы ничего больше не хотели мне сказать?

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — важно начал Рогни. — Мне кажется, вся эта канитель между духами, полубогами и самим доктором Фаустом, участником Спора между Светом и Тьмой, затевалась ради того, чтобы выяснить, кому же будет принадлежать власть над человечеством в течение следующего тысячелетия.

— Полностью с вами согласен.

— Прекрасно. И что же вы собираетесь делать?

— Кто? Я?.. — удивился Мак.

— Ну конечно, вы, — невозмутимо ответил Рогни.

— Не знаю… А что, собственно, я могу сделать? Ничего. Но даже если бы я и мог, почему именно я должен что-то делать?

— Да потому, что это ваша судьба будет решаться на Суде, глупый малый! — сердито сказал Рогни. — Неужели вам не хочется взять слово?

— Конечно, хочется! — вздохнул Мак. — Но кто я такой, чтобы указывать всем этим господам, как им следует править нами?

— А кто будет выступать от имени всего человечества? Фауст?

Мак покачал головой:

— Фауст мнит себя центром мироздания, хотя на самом деле он всего лишь самый обычный маг, обладатель громкого голоса, разучивший несколько старых фокусов. Такие, как он, сильно отличаются от обыкновенных людей, составляющих большинство. Я и сам умею делать некоторые «чудеса», которые сами маги почему-то громко именуют искусством; но когда они начинают толковать о своей алхимической науке и прочих высоких материях, это отнюдь не вызывает у меня восторга.

— Правильно, — сказал Рогни. — Это все пустая болтовня. Много шума из ничего, как говорится. Нет ничего лучше копания земли — для нас, гномов, разумеется. А что касается вас, то почему вы позволяете распоряжаться собой всяким выскочкам вроде этого Фауста?

Мак изумленно посмотрел на него:

— А что я могу сделать?

— Ну, по крайней мере вы могли бы рассердиться.

— Я ни на кого не сержусь, — пожал плечами Мак.

Но не успел он произнести эти слова, как вдруг почувствовал, как из глубины его души начал подниматься долго сдерживаемый гнев. Сперва он подумал, что это притворный гнев — ведь столько раз ему приходилось лицемерить, изображая чувства, которых он на самом деле не испытывал, — однако вскоре он рассердился не на шутку. Напрасно он старался успокоиться, мысленно внушая самому себе, что не стоит обращать внимания на подобные пустяки, что скоро все пройдет и забудется, — гнев не утихал в нем; напротив, он бушевал с силой, доселе еще не изведанной Маком. В глазах у него потемнело; вены вздулись на лбу и на шее, а в висках застучали два тяжелых молота.

И тут его словно прорвало.

— Черт побери! — закричал он, сжимая кулаки. — Да какое он имеет право! Каждый должен сам решать свою судьбу! И простой смертный тоже! Слишком долго мы позволяли духам и так называемым великим людям вроде Фауста править нами! Настало время изменить существующий порядок.

— Вот это другой разговор! — сказал Рогни.

— Но что я могу сделать?.. — растерянно спросил Мак, остывая.

— Занятный вопрос, — ответил ему Рогни, повернулся к недавно проделанному им отверстию в полу — выходу из подземного коридора — и нырнул в него.

Некоторое время Мак наблюдал, как проворно, словно крот, гном работает лопаткой, засыпая отверстие, через которое он только что пролез. Ему захотелось уйти под землю следом за Рогни, попасть в этот длинный темный тоннель, ведущий неизвестно куда. Но люди никогда не путешествуют под землей, да и проложенный гномом тоннель был бы для него слишком тесен. Вздохнув, Мак вышел в коридор, открыл входную дверь и выглянул наружу. Перед ним лежал Лимб, где все предметы принимали неясные, расплывчатые очертания. Вглядываясь в туманную даль, Мак смог различить контуры далеких холмов; над ними поднимались серо-голубые облака, которые на самом деле были вершинами гор — они тонули в сероватом мареве. Пейзаж, открывшийся взгляду Мака, походил на театральную сцену за тонким, прозрачным занавесом. Все вокруг казалось ненастоящим, нереальным.