История с фотографией, часть 3 Диссертация и прочие хлопоты

Для начала уговорил на фотосессию в пятницу, вечерком после работы. В незнакомой обстановке маленькая Марта поначалу совсем оробела. Как десятки женщин до неё, ужасно боялась всех этих фотографических штуковин. Потихоньку отогрелась, начала раскрываться. Под мигание вспышек и щёлчки фотокамеры, уже почти не замечая их, рассказывала Семёнычу историю своей жизни. Как романтические грёзы и правила поведения "хорошей девочки" разбивались о житейский опыт беженки и гастарбайтера. То смеялась, то украдкой смахивала с ресниц слёзы, то разыгрывала в лицах.

Ловкие руки фотографа бережно касались её: наносили лёгкий грим, что-то делали с причёской и одеждой. Жестами подсказывали и направляли, как встать, как сесть.

Полтора часа пролетели незаметно. Марта падала с ног от усталости и парила в воздухе от хмельного, терпкого, незнакомого счастья. Будто корка, нараставшая много лет, сковавшая так, что не вздохнуть, рассыпалась в пыль, и стало невероятно, невообразимо легко. В какой-то момент старческие руки поднесли ей зеркальце -- оттуда посмотрела принцесса, лишь отдалённо похожая на то, что девушка наблюдала в зеркале каждый день. Потрясение оказалось слишком велико. Глаза прекрасного видения наполнились слезами. Марта ахнула, закрыла лицо руками и зарыдала. Непонятно, куда подевалось зеркальце: фотограф мгновенно обнял её и немалое время баюкал-утешал, будто маленькую.

Проплакалась, успокоилась, привела себя в порядок. Чинно-благородно попили чаю. Фотограф ещё и проводил почти до общаги. Кажется, только потому её не унесло ветром, как воздушный шарик. Пока шли вдвоём, беседуя о какой-то милой ерунде, постепенно "приземлялась", заново привыкала к звонкому асфальту под каблучками. Удивлённо смотрела на город, в котором провела несколько лет, а видела будто впервые. Встречала взгляды прохожих, не пряча глаз. Уже сама по себе, одна, миновала вредную вахтёршу. Той даже в голову не пришло ляпнуть дежурную гадость маленькой женщине с прямой спиной, ясным, небоязливым взором и затаённой в уголках губ счастливой улыбкой.

Проводив девушку, Семёныч вернулся к себе. Быстро проявил отснятое. Едва дождавшись, пока обсохнет плёнка, сделал контактные отпечатки. Высушил и тут же засел над ними с лупой. Увлечённо и азартно, как в молодости, вылавливал лучшие кадры. Знал, что первый взгляд -- поверхностный. Самое интересное выхватит второй или третий, а может, десятый. Но без первого их не будет, верно? Весело насвистывал подхваченный от Ромиги мотивчик.

Звякнул телефон. Семёныч глянул на часы -- далеко за полночь. Поднимая трубку, не сомневался: звонит кто-то из навов.

-- Алло, -- голос Идальги.

-- Алло, чем обязан? -- фотограф насторожился.

-- Не возражаешь, если я сейчас зайду за своими фото?

Семёныч ещё раз посмотрел на часы. Впрочем, какая разница: он не спит, нав тоже. А вопрос в таком тоне, что не предполагал отрицательного ответа. Старик выдержал небольшую паузу, светски улыбнулся в трубку.

-- Да, они готовы, приезжай. Зайдёшь по Ромигиному пропуску, он круглосуточный.

Собеседник нажал отбой, и тут же посреди комнаты завертелся маленький чёрный вихрь. В комнату шагнул Идальга. Фотограф чуть дрогнувшей рукой снял очки.

-- Лихо! Я думал, ты на машине приедешь.

Гость пожал плечами. Стремительно обошёл комнату. Не обнаружил ничего нового, кроме плёнок и контактных отпечатков на просмотровом столе. Взял один лист.

-- Это не те фото, -- буркнул фотограф с ощутимой ноткой недовольства. -- Ты так быстро прискакал, что я не успел достать твои.

Что говорить, он даже трубку положить не успел. Медленно опустил её на рычажки аппарата. По-стариковски кряхтя, подошёл к стеллажу в углу, покопался в ящике, где хранил готовые заказы. Добыл нужный пакет. Вернулся к просмотровому столику. Собрал и отодвинул на край контрольки с Мартой, кроме той, которую внимательно изучал нав. Явный интерес, но притом, абсолютно бесстрастное лицо, сочетание жутковатое. Впрочем, Семёныч помнил: портреты Ромиги Идальга рассматривал и хвалил с тем же непроницаемым выражением.

Старик, тихонько вздохнув, взгромоздился на любимый стул. На гостя так и так приходилось глядеть снизу вверх.

-- Присаживайся, -- с хрустом распечатал пакет, отработанным жестом разложил перед Идальгой пять отпечатков 10х15, свой отбор из той фотосессии. Рядом положил стопку контактов и лупу.

Нав последовал приглашению пугающе стремительно и бесшумно. Только что стоял с отпечатком в руках -- уже сидит напротив. Быстрый взгляд в глаза, лёгкая вроде бы ухмылка, и вот он уже изучает свои портреты. Вдумчиво, неторопливо, будто час на них смотрит.

Фотографируя Идальгу, старик вволю поиграл с контрастами. Первый портрет -- немного под старину. Рассеянный свет без резких теней, мягкий рисунок оптики. Породистое лицо господина в чёрном хранит высокомерно-непроницаемое выражение, и смотрит он мимо объектива.

На втором отпечатке волосы и одежда нава почти слились с фоном, выделив белое пятно лица. Прямой, пронзительный, воистину тёмный взгляд наводит на мысли об удавах и кроликах -- или о юных рыжиках в подворотне.