История с кладбищем

— Сколько может стоить надгробие? — спросил он у мисс Борроуз.

— В мое время, — ответила она, — оно стоило пятнадцать гиней. Сколько сегодня, ума не приложу. Думаю, больше. Значительно больше.

У Никта было два фунта пятьдесят три пенса. Он даже не сомневался, что этого не хватит.

Никт был в могильнике Человека-индиго целых три года — почти полжизни — назад, но дорогу не забыл. Он поднялся на самую вершину холма: над старой яблоней, над шпилем часовни, над всем городом. Именно там, наверху, гнилым зубом торчал мавзолей Фробишеров. Никт проскользнул в мавзолей, залез за тот самый гроб, дошел до маленьких каменных ступенек, вырубленных в толще холма, и добрался до каменной пещеры. Было темно, как в оловянной шахте, но Никт видел все глазами мертвых.

Слир свернулся кольцом вокруг стен, Никт его чувствовал. Все было так, как мальчик помнил: невидимое нечто, состоящее из туманных щупалец, ненависти и жадности. На этот раз Никт совсем не боялся.

— СТРАШИСЬ НАС! — прошептал Слир. — ИБО МЫ СТЕРЕЖЕМ СОКРОВИЩА, КОТОРЫЕ НЕЛЬЗЯ УНЕСТИ.

— Я вас не боюсь, — сказал Никт. — Помните меня? И я как раз хотел бы кое-что унести.

— ВСЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ, — ответило существо, свернувшееся в темноте. — НОЖ, БРОШЬ, КУБОК. СЛИР ХРАНИТ ИХ ВО ТЬМЕ. МЫ ЖДЕМ.

— Простите, а вы здесь похоронены?

— ГОСПОДИН ПРИНЕС НАС НА ЭТУ РАВНИНУ. ЗАКОПАЛ НАШИ ЧЕРЕПА ПОД КАМНЕМ И ПРИКАЗАЛ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ. МЫ СТЕРЕЖЕМ СОКРОВИЩА ДЛЯ ГОСПОДИНА.

— Скорее всего, он давно про вас забыл, — заметил Никт. — Наверняка уже тыщу лет как умер.

— МЫ — СЛИР. МЫ СТЕРЕЖЕМ.

«Интересно, — подумал Никт, — сколько же веков прошло с тех пор, как могильник в середине холма был на равнине. Наверное, ужасно много…» Слир защекотал его волнами страха, похожими на усики плотоядного растения. Никту было все холоднее, движения замедлялись, словно его укусила в самое сердце полярная гадюка и ледяной яд хлынул по венам.

Он шагнул к каменной плите, протянул руку и сомкнул пальцы на холодной броши.

— ПРОЧЬ! — прошипел Слир. — МЫ ХРАНИМ ЕЕ ДЛЯ ГОСПОДИНА!

— Он не будет против. — Никт отступил к каменной лестнице, стараясь не споткнуться о высохшие останки людей и животных.

Слир воронкой дыма злобно завертелся вокруг пещеры, но потом остановился.

— СОКРОВИЩЕ ВЕРНЕТСЯ, — произнес тройной голос Слира. — ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.

Никт со всех ног побежал вверх по лестнице. На миг ему показалось, что за ним кто-то гонится, но когда он вырвался наружу, в мавзолей Фробишеров, и вдохнул прохладный рассветный воздух, следом никто не появился.

Никт присел на макушке холма и стал рассматривать брошь. Сначала он думал, что она вся черная, но когда взошло солнце, стало видно, что посреди черного металла сияет алый камень с завихрениями. Камень был размером с яйцо дрозда, и в его сердцевине словно что-то шевелилось. Мальчик смотрел в чудесный алый мир и никак не мог оторваться. (Несколько лет назад он просто сунул бы красивую штучку в рот.)

Камень держали черные металлические зажимы, похожие на когти какой-то ползающей твари — вроде змеи, только многоголовой. «Может, это и есть Слир при свете дня», — подумал Никт.

Он спустился по холму, срезав путь через заросли плюща над склепом семейства Бартлби (там кто-то на кого-то ворчал: Бартлби готовились ко сну), и протиснулся сквозь ограду на землю горшечника.

Никт крикнул:

— Лиза! Лиза! — И завертел головой.

— И тебе здрасте, юный увалень! — послышался голос Лизы.

Никт ее не увидел, но заметил под кустом боярышника лишнюю тень. Когда мальчик приблизился, тень в свете раннего утра стала перламутрово-прозрачной. Похожей на девушку. Сероглазую.

— Ты что куролесишь, людям спать не даешь?

— Я про твой могильный камень! Хотел узнать, что на нем должно быть написано.

— Мое имя. Мое имя с большой буквы Э, Элизабет, как у королевы-старухи, что преставилась, как я на свет родилась, и большое Хэ, Хемпсток. А больше мне ничего и не надо, потому как грамоте я толком не обучена.

— А цифрам? — спросил Никт.

— Вилль-Гелль-Завыватель, тыща шестьдесят шесть! — пропел рассветный ветер в боярышнике. — Большое Э, всего делов-то. И большое Хэ.

— Чем ты занималась? — спросил Никт. — Ну, когда не была ведьмой?

— Стирала, — ответила покойница.

Тут пустырь залило утреннее солнце, и Никт остался один.

Было девять утра, когда весь мир спит. Никт, однако, твердо вознамерился не спать: его ждало важное дело. Ему было восемь лет, и мир за пределами кладбища нисколько его не пугал.

Одежда. Нужна какая-то одежда… Обычный серый саван, конечно, не подойдет. Он годился для кладбища, потому что был того же цвета, что камни и тени, но за пределами кладбищенских стен Никт в нем слишком бы выделялся.

В крипте часовни была кое-какая одежда, только вот Никт не хотел туда спускаться даже днем. Перед мистером и миссис Оуэнс он еще мог как-то оправдаться, но уж никак не перед Сайлесом. Одна мысль о гневе или, еще хуже, разочаровании в темных глазах опекуна страшила мальчика.