– Ты потише, – предостерег тот, оглядываясь на дверь, – поосторожней, старый враг, там же люди ходят. И я не думаю, что тебе доставит удовольствие мысль о том, что эти живые люди могут из-за одной твоей неосторожной фразы стать мёртвыми людьми. А называть меня можешь Павлом Васильевичем, если угодно…
– Хорошо. – Пятого всё ещё не оставило то чувство, что разбудило его. Ужас. Инстинктивный ужас. Справляться с которым в нынешнем состояние куда как трудно. – Так о чём мы будем говорить?
– Ну, во-первых, я бы хотел извиниться перед тобой за то, что произошло. Это не в коей мере не соответствовало нашему плану. Просто досадное упущение.
– Никто не виноват, – примирительно сказал Пятый, – мальчишку, как я понял по рассказам, просто не предупредили. Сам я, правда, ничего не помню, но это не главное… Сейчас-то ему всё объяснили?
– Если это можно так назвать… к проекту оказался допущен человек, не подписавший никаких бумаг, мало того, даже не удосужившийся что либо прочитать из того, что ему дали. А за любую глупость надо платить. Тебе, я думаю, понятно, к чему я клоню?
У Пятого внутри вдруг всё похолодело. Он понял. Даже слишком хорошо понял.
– Что вы с ним сделали? – внезапно севшим голосом спросил он.
– Да, собственно, ничего… Вернее, сделали… но не мы. Другие. – Павел Васильевич пожал плечами. – Ты, вероятно, слыхал, что заключенные делают с вертухаями, попавшими за решетку? Да ещё за убийство малолетней. С изнасилованием. Наш общий друг погиб во время этапирования к месту заключения. От рук товарищей по вагону, в котором ехал. Неделю назад.
Пятый промолчал. Он всегда ждал чего-то в этом роде, но, как не готовился, всё равно не мог спокойно воспринимать такое. Вокруг подобных существ всегда разливались моря крови. Привыкнуть к подобному было не возможно. Вот и сейчас…
– Значит, жизнь этого ребенка теперь на моей совести, – прошептал он, – вы этого хотели?
– Ни в коей мере, – почти что весело откликнулся Павел Васильевич, – виновные наказаны, справедливость торжествует. По-моему, этот протеже Андрея не стоил ни одной капли крови моего уважаемого врага. Ведь так?
– Наши мнения по данному вопросу расходятся, – голос Пятого стал твёрже. – И вступать с вами в полемику я не хочу. Если честно – просто нет сил. Скажу лишь, что за время вашего отсутствия моя точка зрения не изменилась ни на йоту.
– Не будем об этом. Лучше скажи, вставать пробовал?
– Нет, – Пятый покачал головой и слегка поморщился от боли, – какое там… руки, и те не слушаются… Впрочем, спросите у врачей, они, пожалуй лучше меня осведомлены о моём состояние.
– Я с этого начал. Собственно, я тут по их нижайшей просьбе относительно тебя. Вставать ты, по их прогнозам, начнёшь недели через две. И они просили отправить тебя отдохнуть… подышать воздухом, и всё в том же духе… В общем, ты, двое надсмотрщиков…
– Кто?
– Юрий и Николай. Фельдшер… эта ваша Валентина… Поедете на отдых. В Подмосковье.
– Лин, – добавил Пятый.
– Нет. У меня нет гарантий, что Лин не смоется в ближайшие два часа по приезде на место.
– Я – эта гарантия. – голос Пятого был очень спокоен, но в нём звенели металлические нотки. – Он за это время намучился со мной так, как вам и в страшном сне не присниться. Ему эта поездка необходима даже в большей степени, чем мне. Поэтому Лин едет. Или не едет никто.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Павел Васильевич, – но за Лина ты отвечаешь, ладно?
– Ладно. А вы – за надсмотрщиков. Хотя в этих двоих я уверен. Они ваши распоряжения всегда выполняли толково. Я думаю, Лин не доставит вам повода для беспокойства, он сейчас стал очень тихим, если не сказать больше. Если хотите, можете поговорить о нём с врачами, они вам расскажут обо всём. Да и Валентина… Лин бы просто постеснялся даму.
– Ладно, ты меня окончательно уговорил. Поправляйся, старый враг. А на досуге подумай, может, твоя точка зрения немного устарела, а?
– Я так не думаю. Но, собственно, так было всегда. Нам с вами не легко найти хоть какую-то плоскость соприкосновения. Мы слишком разные.
– Смотри, как бы тебе не пришлось раскаиваться в своей не гибкости. Нужно хоть как-то приспосабливаться.
– Именно по этому вы – это вы, а я – это я, – ответил Пятый. – Я так не умею. И никогда не сумею. Я вас предупреждал ещё много лет назад – проще будет сразу меня убить.
– Не драматизируй, не надо. Я уже ухожу, мне пора. Об отъезде тебя предупредят за несколько дней, подготовиться успеешь. Всего наилучшего.
Пятый не ответил. Павел Васильевич кивнул, повернулся на каблуке и вышел. Через несколько минут в комнату пулей влетел запыхавшийся Лин.
– Что случилось? – с порога спросил он.
– Ничего, – спокойно ответил Пятый, – рыжий, будь так любезен, дай мне попить чего-нибудь, если тебе не трудно. А то в горле пересохло… Я сейчас всё тебе расскажу, ты, наверное, будешь доволен… ты, вроде, хотел отдохнуть… ага, спасибо, я сам… а, чёртова чашка, из чего они эти чашки делают… такая тяжесть… как чугун…
– Не тяни, – попросил Лин, – давай по сути. Что он сказал?