История с продолжением

– С тобой забудешь, как же, – проворчал Лин, – ты дашь… Всё?

– Всё, Лин. Иди, мойся. Есть будешь?

– Ага, – Лин поднялся и с укоризной посмотрел на Пятого. – Хорошо тебе, проскочил первым, а мне теперь все шишки на голову…

– Спать надо меньше, – наставительно ответил Пятый. – Иди уже, рыжий… Не долго только, хорошо?

– Хорошо.

Осознание

Лена

Тропа под ногами в её сне была сухой и её покрывал потрескавшийся старый асфальт. Она шла медленно, не торопясь. Между пологими сухими холмами лежала тонкая, едва заметная тень – солнце уже заходило. На вершинах холмов стояли неподвижно, словно прислушиваясь к чему-то, одетые потемневшей листвой осенние деревья. По левую руку ярким багряным пятном выделялся на фоне других деревьев клён, непонятно как там выросший – она точно знала, что в тех местах не должны расти клёны. Их там просто нет и не может быть. Дорожка спускалась вниз и подходила к подножию третьего холма, он, как Лена точно знала, загораживал в этом месте вид на реку. Небо, прозрачное, нереальное, было почти что белым, невидимым, лишь тонкие меловые росчерки белых перистых облаков немного оживляли его… Всё вниз и вниз, плавно, незаметно… “До чего же здесь красиво! – подумала Лена. – Спокойно и красиво. Мир… а река называется Рол, как же я забыла. До чего хорошо”. Лена думала, что же ей напоминает эта великолепная в своей утончённости картина, и поняла – ей были чем-то сродни тончайшие японские акварели. Нет ни тревоги, ни забот. Спокойствие и отрешённость. Можно просто идти по этой тонкой и почему-то знакомой дорожке и не думать ровным счётом ни о чём…

Тропинка делала в этом месте плавный изгиб. Лена вышла за поворот и вдруг остановилась, словно пригвождённая к месту. Акварельный мир распался и исчез, словно разорванный надвое некой силой, неподвластной человеческому разуму.

Перед ней, возле узкой дорожки, лежала рыба, очень большая, размером с крупного дога. Рыба эта являла собой жуткое зрелище – тело её, тёмное, почти чёрное, лишённое чешуи, покрывали крупные рваные раны… Однако рыба была ещё жива и когда Лена, превозмогая отвращение, подошла к ней ближе, вдруг открыла единственный оставшийся глаз. Этот глаз поразил Лену – живой, полный муки и боли карий человеческий глаз. Лену передёрнуло – в ней боролись жалость и ужас.

– Возьми меня с собой, – сказала рыба. – Ты же идёшь к реке.

– Я… не могу… я слишком слабая, – пробормотала Лена, отступая на шаг. Карий глаз следил за ней, не отрываясь. – Я не хочу…

– Мы все, возможно, идём к реке, – в голосе рыбы послышалась мольба. – Возьми меня с собой.

– Нет, – ответила Лена. Она ощущала смятение, неуверенность. – Я не могу.

Она отвернулась и пошла прочь от этого кошмара, прочь, вниз по дорожке. Вскоре поворот скрыл от неё странную рыбу, и Лена в мгновение забыла о ней, словно не видела вовсе. “Куда это я иду? – подумала она. – Ах, да! К броду. После вот этого поворота тропинка разветвляется – одна ведёт налево, вдоль холма, по берегу, а другая – направо, к броду. По ней редко ходят, она даже без покрытия…”

За новым поворотом Лена остановилась, как вкопанная – перед ней лежала вторая рыба. Выглядела она ещё хуже, чем первая – из разорванной брюшины в сухую траву вывалились внутренности, чёрную сухую кожу облепили мухи, которые вольготно разгуливали по ранам. Рыба доживала свои последние минуты, это Лена видела чётко, она умирала. Но тем не менее на Лену снова воззрился такой же живой карий глаз. Как у той, первой.

– Возьми меня с собой, – попросила рыба.

Лена промолчала – словно разом забыла все слова.

– Я же знаю, ты идёшь к броду. Ты идёшь к реке. Все мы, вероятно, идём к реке. Только у одних это получается хуже, а у других – лучше. Возьми меня с собой.

– Но… ты же умираешь… – наконец сумела сказать Лена.

– Разве это имеет какое-то значение? – голос странного существа был спокоен, в нём звучало искреннее вежливое удивление. – Я же не спрашиваю у тебя, что со мной, я лишь прошу отнести меня к реке. Мне это очень важно, как же ты не поймёшь…

– Я… может быть, в другой раз? – спросила Лена.

– Другого раза не будет, – рыба слабо шевельнулась, – слишком мала вероятность повторения… Я же не прошу о многом. Это так просто – дойти до реки. И так сложно…

– Я не могу, – с отчаянием в голосе ответила Лена, – ты… ты слишком тяжёлая… у меня не получится…

– Всё в мире относительно, – ответила рыба, – тяжесть – тоже.

– Но я не хочу… почему я должна это делать?

– Почему ты? – повторила рыба. – Странный вопрос. Почему ты? А почему я? Почему все мы?…

Лена хотела отойти в сторону, обратно на дорожку, но тут краски вокруг неё начали меркнуть, свет помутнел, всё слилось в тёмном невообразимом танце… а затем исчезло. И лишь где-то, страшно далеко в её подсознании, остался жить этот путь к броду, по тонкой дорожке, идущий между холмов, в стране осенней японской акварели…

* * *

Лена проснулась ночью, сама не поняв, от чего. Ни шумов, ин шорохов. Почти что полная тишина… а, нет, где-то говорят. Лена прислушалась. На террасе. Она тихонько, стараясь не шуметь, подошла к двери своей комнаты и прислушалась.