История с продолжением

Двигать ручкой было непривычно и тяжело. Пятый вдруг поймал себя на мысли, что впервые за десять, а то и за пятнадцать лет что-то пишет. Это, однако, было в данной ситуации единственным выходом. Он написал коротенькое письмо Айкис и записку-план для Лены. Теперь предстояло самое неприятное. Пятый отдал бумажки Лене и сказал:

– Лена, стой и смотри, – приказал он. Голос его окреп. – Ничего не бойся…

Тут произошло то, что Лена потом всю свою жизнь вспоминала с содроганием. Пятый завёл руку за голову и что-то вырвал из своей шеи. На подушку брызнула кровь.

– Лена, подойди, – попросил он, – возьми… так надо…

Лена взяла у Пятого из рук то, что он так настойчиво ей отдавал. Это – маленькая, полупрозрачная капсула, размером с треть Лениного мизинца, никаких ассоциаций у неё не вызвала.

– Что это? – спросила она.

– Трансплантат. Детектор входа… мне он больше не нужен… тем более, что я… много лет не пользовался им… Теперь иди… ты успеешь, если… не будешь терять времени… прости, что я… прошу об этом… но… так хочется умереть с чистой совестью… так тяжело… Господи… поторопись, Лена… на всё уйдёт самое большее… семь часов, а я… хочу ещё успеть попрощаться с тобой… иди… там всё написано… ты поймёшь… ты умная… и возвращайся… хорошо?…

– Хорошо. Ты только дождись меня, ладно? – робко попросила она. Пятый еле заметно кивнул. – А что мне делать сейчас?

– Подойди к стене и… произнеси мысленно те цифры… которые находятся… в самом верху листа… Подумала?

– Да, – неуверенно сказала она.

– Теперь входи в стену…

– Как? – Лена аж поперхнулась. – Куда?!

– В стену… её сейчас нету… прочти остальное по дороге… всё, иди…

Лена подошла к стене и несмело протянула вперёд руку. Она ожидала встретить твёрдую преграду и чуть не упала – преграды не было. Не то, чтобы стена изменила как-то структуру, нет, сохранилась лишь видимость стены, её иллюзорный двойник, который был не плотнее воздуха. И Лена шагнула, всё ещё боясь и не веря, в неизвестность, сквозь то, что было минуту назад стеной её комнаты.

Пятый остался один. Ему было нехорошо, глаза болели, он терял кровь, и хотя это уже не играло существенной роли, причиняло всё-таки немалые страдания. Минут через десять в комнату вошла приехавшая Валентина и, поражённая, остановилась на пороге.

– Пятый… – удивлённо начала она, – откуда кровь?! И… где Лена?

– Она выполняет мою просьбу, – выдохнул Пятый. Говорить было больно – участок шеи, откуда он только что вырвал трансплантат, бил болью в затылок и виски. Усталость охватывала его тяжело и страшно. Он замер. “Кажется, я отключаюсь” – подумал он. И точно, сон почти мгновенно овладел им. Он уже не почувствовал, как ловкие Валентинины руки смывают кровь с его шеи, он не услышал, как Юра, тоже вошедший в комнату, сказал: “Пойду, посмотрю на улице… если ушла, может, догоню…” Сам же Пятый в этот момент был на своём Дне рождения, он не вспомнил, каком по счёту, но…

* * *

…но там был Лин, молодой и весёлый, и сам Пятый, тоже молодой, и тоже весёлый, и ещё куча самого разнообразного народа… и весь этот народ уже успел хорошенько поддать и пришёл в состояние приятного удовлетворения – и вечеринкой, и друг другом. Свет, мягкий и приглушенный, прекрасно гармонировал с нынешним цветом стен. Кто-то сказал тогда, что в Пятом пропадает отменный дизайнер. Тут встрял Лин, сразу атаковавший говорившего неоспоримыми доводами того, что они с Пятым ещё и не такое могут… и вообще! Всё, что угодно… в любое время суток… И тут из одной кучки гостей, примостившейся в незаметном тёмном уголочке, раздался девичий голосок, который потребовал спеть. И не что иное, а пресловутую “Осень в холмах”. К голоску сразу же присоединился целый хор голосов – песня была в то время известной, популярность её диктовалась тем, что она звучала в самой лучшей постановке года.

– Не ахти, – пробормотал Лин, пробираясь к хориоле, стоящей у стены, – но можно.

Пятый, прихватив свою гитару с двумя грифами – басовым и ритмическим, поспешил за ним. Вскоре голоса стихли, и Лин запел. На первом куплете Пятый лишь подыгрывал ему, тихо ругаясь про себя – слух у Лина был отменный, но он постоянно то ускорял, то замедлял ритм, стараясь этим что-то такое, только ему известное, подчеркнуть. На втором куплете робость пропала, тем более, что подошли трое сертос – профессиональные певицы, и тоже принялись подпевать. Постепенно хор голосов увеличивался, пели почти все. Мелодия, незамысловатая, как всё гениальное, нечувствительно уносила туда, где не было ничего, кроме светлой печали по навсегда уходящему лету… и по любви, которая уходит вместе с ним… в сладкий сон… в осень в холмах… без возврата…

И только тут Пятый понял, что это был тот самый День рождения, когда Лин, “Хитрая Рыжая Тварь”, сделал предложение Жанне.

* * *

Валентина и Юра сидели на кухне.

– Знаешь, Юр, я, честно говоря, от него сюрпризов больше не ожидала, – проговорила Валентина. – А уж такое… куда он мог отправить Ленку?

– Может, у него спросим? Я боюсь, как бы с ней чего не случилось…