История сексуальных запретов и предписаний

Преступного чиновника можно понять: китайские законы той эпохи (как, впрочем, и последующих) гуманностью не отличались, причем доставалось как виноватым, так и правым. Незадолго до того, как бедолага пытался подкупить судью таким изысканным и дорогостоящим способом, в царстве Чжэн был запечатлен на бронзовых треножниках первый дошедший до нас свод китайских законов. Он предусматривал за уголовные преступления пять видов наказаний (клеймение, отрезание носа, отрубание рук, кастрация и смертная казнь). Немного позднее к этому добавилось поджаривание на медленном огне, зарывание живым в землю, вырывание ребер, сверление головы… За особо тяжкие преступления казнили не только самого преступника, но и три поколения его родственников по линии отца, матери и жены. Презумпции невиновности китайцы не знали: обвиняемый изначально предполагался виноватым и должен был доказывать суду, что это не так. Пытки не только подследственных, но и свидетелей были делом обычным и даже рекомендуемым. Так что чиновника, который пытался избежать всех этих неприятностей с помощью специально обученных красоток, можно если не простить, то понять… Тем более что у судьи действительно была возможность избавить преступника от казни, не вступая в противоречие с законом. Дело в том, что в Китае самые суровые законы можно было применить в символическом виде. Например, уголовнику, приговоренному к отсечению ноги, вместо этого могли покрасить колено в красный цвет.

Но вернемся к вопросу о связях между однофамильцами и родственниками. Каковы бы ни были традиции и законы, а жизнь берет свое. Во всяком случае, древние документы сохранили немало скандальных историй, не только о нарушении запрета на браки однофамильцев, но и повествующих о самых что ни на есть кровосмесительных связях. Известно, что сыновья достаточно часто соблазняли жен и наложниц своих отцов, что в понимании китайцев также считалось кровосмешением. Например, в 665 году до н. э. некто Сяньгун, князь государства Цзинь, вступил в любовные отношения с младшей женой отца. Несмотря на то что связь эта не могла быть угодна Небу, она оказалась крайне удачной в земном отношении: мачеха родила своему пасынку, который ранее считался бездетным, сына и дочь.

В 494 году до н. э. вэйский князь Лин женился на некой Нань-цзы, которая успела прославиться кровосмесительной связью с собственным братом. Князя не смутила репутация невесты, более того, желая угодить молодой жене, он приблизил ко двору и брата. Даже крестьяне на полях распевали непристойные песенки о молодой княгине, но правитель княжества Вэй оставался тверд и преступную супругу не изгонял. Впрочем, его толерантность могла вызываться еще и тем, что как представитель правящего класса жениться он мог только один раз. Наложниц князь мог содержать без счета, но жена была единственной, и даже если она умирала или изгонялась за недостойное поведение, взять вторую (во всяком случае, с соблюдением всех ритуалов, положенных при первом браке) правитель не мог. Кстати, Нань-цзы помимо своей любви к брату прославилась еще и тем, что ей нанес визит сам великий Конфуций. Правда, встреча эта носила самый невинный, по нашим меркам, характер: княгиня, как и положено добродетельной китаянке той эпохи, молча сидела за ширмой и смотрела на мудреца сквозь занавески (а он на нее и вообще смотреть не мог). Потом она поклонилась, и по звону ее подвесок учитель Кун понял, что аудиенция окончена. Иное поведение участников встречи было бы нарушением запретов едва ли не более строгих, чем запрет на кровосмешение. Но даже и в этом случае Конфуцию, вынужденно решившемуся на визит после неоднократных и настоятельных приглашений княгини, пришлось столкнуться с резким осуждением со стороны своих учеников.

Впрочем, как бы ни осуждали добродетельные конфуцианцы распутную Нань-цзы, никакие уголовные санкции за кровосмешение, как, впрочем, и за любые другие сексуальные излишества, ей не грозили. В древности, по крайней мере до седьмого века нашей эры, государство не стремилось вторгаться в интимную жизнь обитателей Поднебесной.