История сексуальных запретов и предписаний

Впрочем, по свидетельству многочисленных авторов, монахи далеко не всегда грешили «потихоньку». Уже в начале десятого века Миёси Куёцура, выдающийся математик, литератор и историк, писал в своей «Памятной записке» о принятии монашества людьми, которые вовсе не собирались предаваться какой-либо аскезе. В Японии практиковалось массовое пострижение в монахи в случае, если стране грозили напасти, например при болезни кого-то из членов императорской семьи. Тогда постриг принимали до тысячи человек одновременно, и строгий Миёси Куёцура сообщал (вероятно, не без оснований), что среди них «больше половины плохих и испорченных». Автор «Памятной записки» сетует, что крестьяне, которых он без лишних церемоний называет «бесстыжими типами», принимают монашество, чтобы уклониться от налогов, после чего продолжают жить с женами и детьми и творить много других безобразий.

Ихари Сайкаку в романе «История любовных похождений одинокой женщины» писал: «Чем больше в наше время богатеют храмы, тем больше священники погрязают в распутстве. Днем они носят облачение священнослужителей, а ночью, как светские любезники, надевают хаори. В кельях своих устраивают тайники, где прячут женщин… Днем бонзы скрывают своих наложниц в тайниках, а ночью ведут в свои спальни».

Впрочем, существовало в японском буддизме и течение, которое вообще не требовало от своих служителей какой-либо аскезы. В результате объединения китайского буддизма «Чистой Земли» и местной школы «Истинной Веры» возникло направление под названием «Истинная Школа Чистой Земли». Ее основатель, Синран, провел молодость в монастырях и принял постриг. Но потом он пересмотрел свое отношение к целибату и даже женился на монахине. Последователям Синрана сексуальные утехи не возбранялись, как, впрочем, и любые другие, — важно было лишь верить в безграничное сострадание Будды Амиды и как можно чаще повторять формулу «Наму Амида Буцу» («Я принимаю убежище у Будды Амиды»).

Конечно, в Японии встречались и добродетельные буддисты, и монахи, которые соблюдали строгий целибат, но в целом и служители культа, и миряне не были стеснены слишком жесткими рамками и пользовались достаточной свободой.

Советский журналист Всеволод Овчинников в своей книге «Ветка сакуры» писал: «Японская мораль постоянно требует от человека огромного самопожертвования ради выполнения долга признательности и долга чести. Логично было бы предположить, что та же мораль насаждает аскетическую строгость нравов, считая грехом физические удовольствия, плотские наслаждения. Именно такую позицию, кстати говоря, занимает в данном вопросе буддизм. Поэтому вдвойне неожидан факт, что японцы не только терпимо, но даже благожелательно относятся ко всему тому, что христианская мораль называет человеческими слабостями… Драматизм жизни для японцев в том и состоит, что физические удовольствия сами по себе не заслуживают осуждения, не составляют греха, но человек в определенных случаях вынужден сам отказываться от них ради чего-то более важного».

Тем не менее какие-то запреты, конечно, существовали и у японцев. Древнейшие летописи Японии, «Кодзики» и «Нихон сёки», повествуют, как примерно в четвертом веке н. э. смерть настигла полумифического государя страны Ямато, прославившегося прежде всего тем, что он был мужем столь же полумифической императрицы Дзингу, стоявшей у истоков японской государственности. Поскольку безвременная смерть государя, с точки зрения древних жителей Ямато, произойти от естественных причин не могла, то безутешные подданные всерьез задумались над своей жизнью и «отыскали прегрешения разные», в том числе и такие, как «соитие родителей и детей, соитие с лошадьми, соитие с коровами, соитие с курами», после чего провели «великую церемонию изгнания грехов».

Видимо, грехи были изгнаны достаточно успешно, потому что следующая правительница Японии, государыня Дзингу, дожила до столетнего возраста. А ее преемникам пришлось в основном регулировать уже не такие изысканные преступления против нравственности, как соитие с коровами, а обычное брачно-семейное законодательство. В средневековой Японии строго порицались, а иногда и запрещались браки между людьми разных сословий. Возбранялись браки свободных с рабами, браки с любыми родственниками по мужской линии, браки с однофамильцами (хотя этот запрет не носил такого категорического характера, как в Китае, и позднее его перестали соблюдать). Многоженство было запрещено, но зато наложниц мужчина мог заводить в неограниченном количестве. Не приветствовалось общественной моралью и повторное замужество вдов. Правда, вдовы, несмотря на всеобщее осуждение, замуж выходили достаточно часто (что и не удивительно, поскольку институт наложниц провоцирует дефицит женщин). Но законодатели не сочувствовали ни вдовам, ни холостякам и в конце концов издали соответствующее постановление.