История села Брехова, писанная Петром Афанасиевичем Булкиным

И закатили мне строгача. Зашел я в столовую (раньше в Тиханове столовая с райкомом одним ходом сообщалась, вроде туннеля), выпил разведенного спирта - меня и хмель не берет. Доехал на попутной до перевоза - смотрю, Сашка здесь и кони мои тут, на приколе травку щиплют. Встречает меня друг, объездчик луговой, однорукий Ленька Заливаев. И ружье на плече, и собака при нем, и две утки висят на поясе. Он хоть и об одной левой руке остался, но бьет только влет, да так, что ты с обеими руками и ружья не успеешь вскинуть, а он уже с левого ствола вторую утку добивает.

- Ты чего, - говорит, - такой снулый? Или жара уморила?

- Я побывал в такой печке, где мозги запекают. Так что меня, - говорю, - жара не снаружи, а изнутри мучает.

- А против этого лекарство имеется, - подмигивает Ленька. - Клин клином вышибают. А у меня и закуска соответствует, - он приподнял уток.

- Что ж, - говорю, - Сашка, запрягай! В Богоявленском полечимся.

- Там карантин объявлен, - говорит Сашка. - Нас не выпустят оттуда.

- А зачем туда ехать? Я сейчас обернусь, - сказал Ленька однорукий. Здесь и расположимся. На вольном воздухе.

- А ты знаешь, сколько ее принести надо? - спрашиваю я Леньку.

- Дак прикинем...

- Все равно просчитаешься. Когда человек имеет сурьезные намерения, сроду не определишь - сколько ее понадобится. Поедем к ней сами.

Приезжаем в столовую - нет водки. Мы в магазин - нет! Только одно шампанское... Ну, что делать? Бери, говорят, кисленькое. Дак от нее только утробу раздувает, а до головы она не достигает - вся крепость газом выходит. А Ленька мне в ответ замечание:

- Мы ее, - говорит, - заткнем, утробу-то. И забушует, как в хорошей бочке.

Ладно, взяли кисленького или сладенького, я уж не упомнил. По гранате на брата... Пробки в потолок - бах, бах! Прямо как стрельба по уткам - и дымок с конца ствола вьется. Выпили... Ни в одном глазу. Взяли еще по одной... Не берет! Тогда я вошел в магазин - дверь на крючок и говорю Лельке, продавщице:

- Пиши фактуру, на магазин бреховский. Там рассчитаемся.

- Какую фактуру, Петр Афанасиевич?

- Ящик шампанского, - говорю.

Выписала. Я накладную в карман, ящик внесли в столовую речного пароходства, поставили под стол - и пошла стрельба.

Сорок бутылок выпили! И сами пили, и другим давали. Ежели, к примеру, понравится нам компания за столом, мы в них выстрелим пробками, а бутылки им на стол. Пейте, ребята, за счастливую колхозную жизнь! А Ленька однорукий все в буфетчицу метил, стервец. Попадет в нее пробкой - бутылку вина отдает. Она все: хи-хи-хи да ха-ха-ха! А бутылку за бутылкой под прилавок прячет.

Одно неудобство есть в употреблении шампанского, - иной раз дымок за пробкой вьется, а иной - такой водомет выхлестнет, что все рожи нам пообливало. Вышли мы из столовой, что из твоей бани. Лошади только дорогу почуяли - и понесли.

- Петр Афанасиевич! - кричит Сашка. - Впереди шламбалка.

- Преодолеть шламбалку! - приказываю.

Сашка встал во весь рост, шевельнул вожжами:

- Эй, царя возили!

А Ленька однорукий на колено поднялся, выхватил бутылку шампанского из кармана:

- Сейчас я этих коновалов, - кивает на часовых, - гранатой накрою.

А я откинулся на спинку в тарантасе и думаю весело: "Ну попробуй таперика задержи нас..."

- Э, ходи! Шагай, милые! Прочь с дороги!..

Помню, как хряснула шламбалка, бутылка зазвенела - это Ленька в сторожевое ружье угодил. Чего-то ветеринары кричали. А мы, соколики-чижики, как по воздуху пошли.

Ехали-ехали... Я хвать за голову - кепки на мне нет. Очнулся оказывается, уже светает. Мы спим в тарантасе, а кони в овсах пасутся.

Явился я наутро в свой магазин, подаю накладную и говорю:

- Сдаю фактуру - ящик шампанского.

- Пожалуйста, заносите, Петр Афанасиевич.

- А я уже занес... К себе в живот. Ну ничего, Яков Иванович медом рассчитается.

Яков Иванович - это бухгалтер колхоза. Тонкий человек был. Так вел бумаги, что не одна ревизия с носом уходила. Хоть полколхоза растащи, все оправдает.

А за то, что я шламбалку поломал, мне строгача дали. Второй выговор за день заработал. Но нет худа без добра. Коней моих арестовали на сорок суток ветеринары. Так что и для меня наступил отдых - больше месяца в район ни ногой. Меня и по телефону, и депешей вызывают. Не еду! Не имею права. Арестованы лошади! А ветеринар не следователь, ему не прикажешь отпустить арестованного. По скотине закон строже соблюдается.

МОЙ БРАТ ЛЕВАНИД

Как вы уже знаете, мой брат Леванид работал когда-то ветеринаром. Потом его перевели в Корабишино санитаром. Но так как фельдшера там не было, то Леванид лечил всех - и скотину и людей. Лечил он ото всяких болезней чистым дегтем. Каждому больному прописывал по чайной ложке три раза в день.

- Ну, таперика пей и жди полтора года, - говорил он. - Болезнь изнутри выходить будет.

И вот что удивительно - многим помогало. К нему и сейчас ходят за советом. Намедни сижу у него, выпиваем. Приходит соседка, у нее девочка болеет, не то экзема, не то лишай.

- Хочу Ленку везти на курорт и боюсь, - говорит.

- Тогда не вези, - отвечает Леванид.

- Дак ведь он, курорт, все ж таки наружу вызовет болезнь.