– Вот видишь! Значит тридцать дней. Ведь тебе на это время одного хлеба, с собой приготовить взять немало нужно будет! И пожалуй четырех караваев мало будет! Да еще кое чего так! Чемодан-то, ой какой тяжелый будет! Хлеб-то за это время в дороге-то заплесневеет, испортится. Во вторых, у тебя и сряды-то нет! Ни рубахи, ни штанов подходящих и ботинок коробочных нет, а в лаптях, ведь не поедешь! На морях в них не покажешься! Нет Сань, как хошь, а я не согласна пустить тебя в такой дальний путь, – высказала свою тревогу и опасение мать за Саньку, который может оказаться в пути, выиграв путешествие вокруг земного шара.
– Мам, ты напрасно беспокоишься. В случае, если я выиграю, то все мне дадут: и одежду и питание! И все за казенный счет. Эх мам, какая, все же ты чудная! Да в случае если я выиграю. Я не поеду, а полечу на аэроплане, приземляясь в городах – столицах всего мира! И все это будет проходить не на своем хлебе, а все из казны нашего государства!
– Ну тогда, полетай! Я думала, все по другом! Тогда я согласна: полета с богом!
А между прочим, Санька не совсем был без хорошей рубахи и подходящих штанов. Работая каталки, он частенько, по воскресениям, точил каталки себе на «собину», сдавал их Лабину В. Г. и деньги скапливал. Так на эти деньги он купил гармонь, купил хромовые сапоги и об остальной одежде не забывал. Так что он одевался по моде и даже на выхвалку перед девками-невестами. Когда Санька из Арзамаса привез хромовые сапоги, отец спросил его: – Чай сколько отвалил за них? – Восемь рублей! – ответил Санька. – А я эти сапоги за так не взял бы. – А что? – встревожась спросил Санька. – Их, не успеешь надеть на ноги, как они оскалятся: каши запросят! Видишь подметка-то плохо подбита! Она скоро отстанет и гвоздями оскалится! – стараясь расхаять Санькину покупку тоскливо торочил отец. Но Санька не сдавался, подметка у его сапог, долго не отставала, он ходил в сапогах аккуратно и субережью. Перед девками Санька старался вырядиться, по всем правилам приличия, культурного жениха. Он подвязывал на шею себе галстук, для красы, во всю грудь продергивал серебряную цепочку от карманных часов. Сами часы покоились у него тут же в грудном кармашке. Гармонь на плече, в самом деле, чем не жених самого культурного и приглядчивого вида в сельской действительности! Санька частенько стал пропадать на улице, его все чаще и чаще стало увлекать на гуляние, он чаще стал пребывать среди девок-невест. Посторонние бабы, судача на озере или на улице и теряясь в догадках спрашивали друг-дружку: кто все-же у Саньки невеста-то? Да и мать его, однажды спросила: – Сань, а у тебя, заветная-то невеста есть, ай еще не подыскал? – Пока нет и не завелась! – коротко отговорился Санька. Свое культурные образование Санька черпал из книг, журналов и газет. Он сам себе выписывал из Москвы газету «Молодая рать», журнал «Лапоть». Покупал книжки пополняя свою домашнюю библиотеку. Санька частенько стал заглядывать и в избу-читальню. Не пропуская ни одного киносеанса, заделался сельским артистом – стал участвовать в спектаклях. Санька, пожалуй, первым в селе, для постели своей приобрел простыню, стал чистить зубы, мазался различными кремами, выводя с лица надоедливые угри, умывался с душистым, из жестяной баночки, мылом «Пионер». Беловатый в мать, материн любимец, парень вялого темперамента, Санька, услужливо помогал делами и словом матери.
– Ну-ка, Санюшк, смекни подсчитай правильно ли с меня, в потребилке, приказчик денег взял? Не обсчитал ли? Я взяла кило сахару, мыло кусок и спичек тысичу. Санька подсчитывал и говорил результаты подсчета. Отец же, всячески старался укротить Саньку. Он частенько упрекал его за чтение книг, считая это бесполезным занятием, и напрасной тратой керосина, если Санька долго засиживался за чтением в зимние вечера. И на гулянии, отец не разрешал подолгу быть: «Ты Саньк, долго-то не шляйся, а то запру дверь на крючок и будешь знать!» Предупредительно отговаривал отец Саньку. А Санька, слушая слова отца, не всегда выполнял его указания, а чувствуя себя уже взрослым, гнул свою сторону. В масленицу, подвыпивший с товарищами Санька, поздним вечером, когда во дворе было уже совсем темно, принес со двора пойманного полусонного петуха и напоив его самогонкой стал увлеченно забавляться им. Насыпал Санька на пол пшеницы, петух стал клевать, считая клювом каждой зернышко. Санька убрал лампу, в избе стало темно и опьяневший петух клевать перестал, а начал забавно и оглушительно петь.
Великий пост. Санька и книжки