История села Мотовилово. Тетрадь 17 (1932-1934 гг.)

— И зачем только правители насильно загоняют народ в колхоз, заманивая в него хорошей жизнью. Это получается, как мы в детстве старались принудительно загнать синичку в клетку, а она ни в какую не хотела в неё залетать, да и только. Мы ей и зёрнышек в клетку понасыпали, обещали кормить поить и в зимнюю стужу в избном тепле её содержать обещали, а она, глупая, не хотела жить в таких условиях и баста! Ей, видимо, свобода-то дороже всего на свете. Вот и я тоже не желаю под началом анафемов жить и вся недолга!

После рассказа о вольной птичке он переходил на рассказ на свой лад, басни о мужике и медведе. И тихо, не торопясь, глаголил:

— Позавидовал медведь на мужика-крестьянина, что ему хоть и трудновато летом хлеб себе добывать, но зато он всю зиму сыт и живёт преспокойно. А ему, медведю, всю зиму приходится в холодной берлоге лежать и с голодухи лапу свою сосать. Пошёл медведь к мужику, чтоб договориться о совместной обработке земли, совместном севе и разделе урожая между собой поровну: — Я буду вместо лошади плуг за собой тянуть, силёнки у меня на это хватит, а ты будешь плугом управлять, ты — сеять, а я боронить! — пообязался медведь.

— Ладно! — говорит мужик, — согласен на такое условие. А чего ты, когда время придёт урожай делить, из урожая-то себе возьмёшь. Вершки или корешки? — спросил его мужик.

Медведь говорит мужику: — Я себе возьму корешки, с ними хлопот меньше, они в земле находятся: вот я и буду ими всю зиму лакомится, а ты мужик, себе вершки, в случае, забирай! — Ладно, согласен.

На том и порешили. — Для первости, давай посеем пшеницу, — предложил мужик. — Давай, я согласен, — проурчал медведь. Землю вспахали, посеяли заборонили. Пшеница взошла дружно: ровная, густая, как щётка. Выколосилась, отцвела, налилась, поспела. Настало время жать и урожай делить. Мужик сжал свои вершки и на ток снопы свёз, а медведю, по уговору, корешки жниву оставил в поле. Покопался, покопался медведь в пшеничных корешках, пососал землистые корни, и, не найдя в них ничего питательного, забрался в свою берлогу на всю зиму и стал по-прежнему с голоду лапу сосать. Сосёт лапу и думает: «Ну и здорово же надул меня мужик своими корешками. Ну, на следующий год я уж корешки-то ему оставлю, а себе вершки заберу!» К весне медведь снова выбрался из берлоги, и к мужику: — Ну, мужик, ты меня всё же здорово объегорил, своими корешками. Я всю зиму проголодовал. Теперь я поумнее стал и в этом году корешки не возьму, их тебе оставлю, а дай мне, на сей раз, вершки! — Ладно, — говорит мужик. — В этом году мы с тобой посеем для пробы репу, она посочней пшеницы-то и слаще! Да ещё и то сказать, пшеницу после пшеницы, по агрономии, сеять не рекомендуется. Земля истощится! — Давай сделаем по-твоему! — согласился медведь. Посеяли осенью, при разделе урожая мужик согласно уговору, забрал себе корешки, т. е. саму репу, а медведю оставил вершки: пожухлые листья, которые зимой на морозе замёрзли колом и оказались не по зубам медведю. Рассердился медведь на мужика, и в знак возмездия за обман решил у мужика скотину задрать. Выпустит мужик своих овец и телят в стадо, а медведь из-за кустов выскочит да их и цап-царап. С тех пор у мужика с медведем и дружба врозь. А вы разумейте, кто здесь мужик, а кто медведь.

Упорный, закоснелых колхозников-единоличников в сем осталось всего пять хозяйств: Фёдор Крестьянинов, Ананий Петрович, Владыкин, Василий Самойлович Владыкин, Садов Михаил и Пётр Шутов… им выделили землю для посевов в заполице, около посёлка «Баусиха» — в самом отдалённом углу сельской пахотной земли, которая перешла в владение колхоза.