1. Корзину с огромными персиками, румяными, как щечки моей милой Мэри Смит.
2. Таковую же с большущими, отборными, ароматными, тяжелыми на вид гроздьями винограда.
3. Гигантский кусок сырой баранины, как мне показалось; но миссис Стоукс сказала, что это олений окорок, да преотличный, такого она и не видывала.
И три визитные карточки:
Вдовствующая графиня Бум
Леди Фанни Рейкс
Мистер Престон
Леди Джейн Престон
Граф Типтоф.
— А карета-то какая! — воскликнула миссис Стоукс, — Карета какая… вся как есть в коронах! А ливреи-то… и два эдаких франта на запятках, бачки у них рыжие, а штаны в обтяжку из желтого плюша; а в карете старая-престарая леди в белом капоре, а с ней молоденькая в большущей шляпке из итальянской соломки и с голубенькими лентами, а еще эдакий рослый, статный джентльмен, сам бледный и бородка клинышком. «Не откажите в любезности, сударыня, сказать, здесь ли живет мистер Титмарш?» — спрашивает молоденькая эдаким звонким голоском. «Как же, как же, миледи, — говорю я, — да только сейчас он в должности. Западно-Дидлсекское страховое общество, на Корихилле. „Чарльз, — эдак важно говорит джентльмен, — выносите провизию“. — „Слушаю, милорд“, говорит Чарльз и выносит мне эту самую оленью ногу, обернутую в газету, на фарфоровом блюде, вон как она и сейчас лежит, и две корзины с фруктами в придачу. „Будьте добры, сударыня, — говорит милорд, — отнесите все это в комнату мистера Титмарша и скажите ему, что мы… что леди Джейн передает ему поклон и просит его принять это“.» И протянул мне эти самые карточки, и БОТ это письмо, запечатанное, и на печати корона его светлости.
И тут миссис Стоукс протянула мне письмо, которое, к слову сказать, моя жена хранит по сей день:
«Леди Джейн Престон поручила графу Типтофу выразить ее искреннее сожаление и огорчение оттого, что вчера она лишена была удовольствия отобедать в обществе мистера Титмарша. Леди Джейн в самом скором времени покидает Лондон и уже не сможет в этом сезоне принять своих друзей у себя на Уайтхолле. Но лорд Типтоф льстит себя надеждой, что мистер Титмарш соблаговолит принять скромные плоды сада и угодий ее сиятельства и, быть может, угостит ими своих друзей, чье достоинство он умеет столь красноречиво защищать».
К письму была приложена записочка следующего содержания: «Леди Бум принимает в пятницу вечером, 17 июня». И все это свалилось на меня оттого, что тетушка Хоггарти подарила мне бриллиантовую булавку!
Я не отослал назад оленину, да и с чего бы я стал ее отсылать? Гас предлагал тут же преподнести ее Браффу, нашему директору, а виноград и груши послать моей тетушке в Сомерсетшир.
— Нет, нет, — сказал я. — Мы пригласим Боба Свинни и еще с полдюжины наших джентльменов и в субботу вечером повеселимся на славу.
И субботним вечером мы и в самом деле повеселились на славу; и хотя у нас в буфете не нашлось вина, зато было вдоволь эля, а после и пунша из джина. И Гас сидел в самом конце стола, а я во главе; и мы распевали песни и шуточные и чувствительные — и провозглашали тосты; и я говорил речь, но воспроизвести ее здесь нет никакой возможности, потому что, сказать по совести, наутро я совершенно позабыл все, что происходило накануне вечером после известного часа.
ГЛАВА IV
О том, как счастливый обладатель бриллиантовой булавки обедает в
Пентонвилле
В понедельник я пришел в контору с опозданием на полчаса. Ежели говорить всю правду, я нарочно дал Хоскинсу меня опередить и рассказать нашей братии про то, что со мной приключилось, — ведь у каждого из нас есть свои слабости, и мне очень хотелось, чтобы мои товарищи были обо мне высокого мнения.
Когда я вошел в контору, по тому, как все на меня посмотрели, особенно Абеднего, который первым делом предложил мне понюшку табаку из своей золотой табакерки, я тотчас понял, что дело сделано. А Раундхэнд, подойдя просмотреть мою конторскую книгу, с чувством потряс мне руку, объявил, что почерк у меня превосходнейший (скажу, не хвастаясь, так оно и есть), и пригласил меня отобедать у него на Мидлтон-сквер в следующее воскресенье.
— У нас, конечно, нет того шику, что у ваших друзей в Вест-Энде. Последние слова он произнес с особенным выражением. — Но мы с Амелией всегда рады принять друга и попотчевать его от души — херес, старый портвейн, скромно, зато вволю! Так как же?
Я сказал, что приду непременно и прихвачу с собою Хоскинса.