Лето близилось к концу, и мужчины двора Иофара уже ушли вместе со стадами в страну Моаб, где они продавали крупный скот и оружие, выкованное кузнецами Иофара. Во время отсутствия мужчин, которые возвращались только к зиме, женщины водили на водопой оставшуюся скотину. Сепфора и ее сестры с привычной легкостью подгоняли стадо по дороге, клубившейся облаками пыли под копытами овец.
Когда вдали показался стрела колодезного журавля, дочери Иофара заметили стадо длиннорогих коров, столпившееся вокруг водопоя.
— Эй, они пьют нашу воду! — закричала Сефоба нахмурившись. — Чей это скот?
Тут они увидели четырех мужчин, сновавших между коровами с палками в руках. Лица их были покрыты сбившимися в клочья бородами, одеты они были в старые, залатанные, изъеденные пылью туники. Они остановились в начале дороги и воткнули в землю свои палки. Орма и Сефоба замерли, оставив на произвол судьбы своих овец. Сепфора, шедшая позади стада, подошла к ним и, заслонившись от солнца ладонью, старалась рассмотреть, что происходит.
— Это сыновья Уссенека, — сказала она, — я узнаю старшего, вон того, с кожаным ремешком на шее.
— Да, но сегодня не их день, — возмутилась Орма, — им придется убраться отсюда.
— Похоже, они так не считают, — заметила Сефоба.
— Считают или не считают, но сегодня не их день, и им придется уйти! — нервно сказала Орма.
Овцы почуяли близость воды, и их уже невозможно было остановить. Блея и расталкивая друг друга, они затрусили к колодцу. Сепфора схватила Сефобу за руку.
— Меньше одной луны назад наш отец вынес решение против Уссенека. Но ни он, ни его сыновья не подчиняются правосудию…
Сефоба нахмурившись повернулась к Сепфоре, словно ожидая дальнейших объяснений, и тут они обе вздрогнули.
— Эй, что вы делаете? Вы что, сошли с ума? — закричала Орма.
С необычайным проворством, издавая хриплые крики, сыновья Уссенека мчались навстречу овцам, разгоняя их палками. Обезумевшие животные стали разбегаться в разные стороны и в мгновение ока рассыпались по склону. Сепфора и Сефоба тщетно пытались собрать овец, но некоторые из них спасались на крутых склонах, рискуя сломать себе шею. За ними, размахивая палками, с гиканьем носились сыновья Уссенека.
Запыхавшаяся Сефоба остановилась. Глаза ее потемнели от гнева и, указывая на рассыпавшееся стадо, она закричала:
— Вы пожалеете о том, что сделали, если хоть одно животное поранится! Мы дочери Иофара, и это его стадо.
Мужчины перестали смеяться.
— Мы знаем, кто вы, — пробормотал тот, в котором Сепфора узнала старшего.
— Тогда вы знаете, что сегодня не ваш день, — резко ответила Орма. — Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое. От вас разит, как от старых козлов!
Оправляя свою тунику, сползшую с плеча, и выражая презрение всем своим видом, Орма подошла к Сепфоре. Не обращая внимания на оскорбления, братья как зачарованные следили за каждым ее движением. Затем один из них сказал:
— Сегодня наш день. И завтра, и послезавтра тоже, если нам так захочется.
— Дикарь! — прошипела Орма. — Ты и сам знаешь, что это не так.
Сепфора положила ей на плечо руку, пытаясь заставить ее замолчать, но тут один из братьев ухмыльнулся:
— Теперь каждый день наш. Так мы решили. Отныне этот колодец принадлежит нам.
У Сефобы вырвался крик ярости. Сепфора сделала несколько шагов вперед.
— Я знаю тебя, сын Уссенека. Мой отец обвинил тебя и твоих братьев в воровстве. Вы украли верблюдицу. Если ты хочешь отомстить, не подпуская нас к колодцу, то ты просто глуп, потому что наказание будет еще суровее.
— Мы не воровали верблюдицу. Она была нашей собственностью! — воскликнул один из братьев.
— А ты кто такая, чернушка, чтобы поучать нас?
— Я дочь Иофара, и я говорю, что ты лжешь.
— Сепфора! — прошептала Сефоба.
Слишком поздно. Потрясая своими палками, трое из братьев оттеснили Сепфору от сестер. Старший сын Уссенека ударил ее в грудь и захохотал:
— Если твой отец и впрямь твой отец, значит, он блудил с черным козлом.
Рука Сепфоры с такой силой опустилась на его щеку, что он пошатнулся. Братья замолчали от удивления. Сепфора хотела воспользоваться их замешательством и бросилась бежать. Но один из братьев оказался быстрее. Он ловко бросил палку, так что она попала меж ног Сепфоры, и она растянулась на земле во весь рост.
Прежде чем она успела подняться, тяжелое, дурно пахнущее потом тело, пышащее ненавистью, навалилось на нее. Грубые пальцы вцепились ей в грудь, разорвали тунику, и чужое колено вдавилось меж ее ног. В голове у нее помутилось, она слышала вопли Сефобы и Ормы. Тошнота поднялась к самому горлу, руки ослабли. Ей казалось, что у мужчины была тысяча рук, его пальцы царапали ей бедра, рот, живот, раздавливали запястья и грудь.
Сепфора закрыла глаза и вдруг услышала хруст, словно раздавили арбуз. Мужчина застонал и завалился набок рядом с ней. На Сепфоре оставался только его запах.
Не осмеливаясь пошевелиться, она прислушивалась к тяжелому дыханию, звукам борьбы и топоту ног.