Но, несмотря теперь на необходимость завладеть Киевом, черниговцы тотчас после смерти Святослава Ольговича выказывают желание не вмешиваться в дела другой стороны Днепра. Это выразилось тем, что они стараются посадить у себя Олега, сына умершего князя, которого политика состояла в охранении только своей области, хотя черниговский стол по праву старшинства принадлежал Святославу Всеволодовичу. Бояре умершего князя, его вдова и епископ отправились в Курск к Олегу, предлагая ему скорее приехать в Чернигов, указывая на то, что Святослав Всеволодович неладно жил с его отцом. Все бояре и епископ целовали крест у Св. Спаса, что они не известят Святослава Всеволодовича. Но, как видно, духовенство могло более ожидать для себя от последнего, что отчасти и оправдалось впоследствии, чем от Олега Святославича, которого и отец, и дед относились к религии равнодушно. Епископ поцеловал крест, в то же время послал к Святославу Всеволодовичу, извещая его о черниговских делах и приглашая ехать как можно скорее. Но Олег явился в Чернигов раньше Святослава. Последний, получив епископскую грамоту, быстро послал своего сына в Гомель и посадников по городам Черниговской волости, двинулся к Чернигову. Узнав, что там Олег, Святослав начал с ним переговоры, следствием которых была уступка ему Чернигова, а Олег взял себе Новгород-Северский. Но все-таки без внутренних смут не обошлось. В договор было включено условие, что Святослав Всеволодович наделит также братьев Олега, Игоря и Всеволода, но новый черниговский князь наследовал от своего отца, Всеволода Ольговича, всю его тактику и потому об исполнении договора не позаботился. Вследствие этого, когда во Вщиже умер Святослав Владимирович, последний из семейства Давидовичей, Олег потребовал этот город себе, но черниговский князь отдал его своему сыну, а в Стародуб посадил своего брата, Ярослава Всеволодовича. Но стародубцы, по примеру Чернигова, также более желали иметь князем Олега и послали звать его к себе. Тогда Ярослав Всеволодович быстро занял Стародуб своим гарнизоном и таким образом уничтожил для стародубцев возможность передаться Олегу469
. Началось междоусобие, благодаря которому Мстиславичи опять имели возможность вмешаться в дела Северской земли. Ростислав, князь киевский, приказывает Святославу дать волости братьям Олега, но черниговский князь сумел, как видно, не придать значения этому приказанию и двинулся на Олега к Новгороду-Северскому. Тогда Ростислав принял на себя только посредничество. Дело уладилось тем скорее, что Олег в это время был болен и не мог силой отстаивать свои интересы: он получил от Святослава четыре города, и противники помирились470.Но, несмотря на это, в период до 1170 г. Северская земля наслаждалась спокойствием. Между ее князьями и Киевом был мир. Это объясняется вначале родственными отношениями Олега Святославича и Ростислава, вследствие чего черниговскому князю неудобно было действовать: он по уму стоял гораздо выше Давидовичей; во-вторых, тем, что не было удобного случая вмешаться в киевские дела, такого случая, который бы заставил соединиться всех Ольговичей. Действительно, на последующее время мы видим у них полное единодушие и готовность служить планам Святослава Всеволодовича. В это время северские князья сами ведут удачно борьбу с половцами и участвуют в походах Мстислава471
.Но уже с 1170 г. дела принимают другой оборот472
. Суздальский князь в этом году делает первую попытку для распространения своего влияния на дела южной Руси. Он посылает своего сына Мстислава взять Киев. Ольговичи, желая с себя скинуть «хождение в воле Мстиславичей», пристают к нему. Но замечателен тот факт, что Святослав Всеволодович сам лично не участвует в походе, не желая быть под начальством Андрея и сохраняя тем достоинство самостоятельного князя, а посылает младших князей, Олега и Игоря, давши им и черниговское ополчение473.8 марта 1170 г. Киев был взят союзниками, а Мстислав Изяславич бежал во Владимир474
. Пришлось теперь «матери городов русских» поплатиться за всю свою прежнюю политику: суздальцы, смоляне, черниговцы, новгородсеверцы выместили тут свою долголетнюю, накопившуюся злобу. «Два дня грабили город, и Подол и гору, и монастыри и св. Софию и Десятинную Богородицу, и не было помилования никому ни откуда; церкви жгли; одних убивали, других вязали; жен вели в плен, силою отлучали от мужей; младенцы плакали, глядя на своих матерей; все церкви были ограблены; все имущество забрали; ограбили в церквах и книги, и иконы, и ризы и колокола все, и все святыни захватили, и Печерский монастырь зажгли». Такую картину рисует нам летописец, наивно прибавляя, что все это случилось «трехъ ради нашихъ»475.