Таким образом, вопрос нозологии хронических бредовых психозов в конце периода между двумя мировыми войнами был далек от разрешения, хотя в то же время действительная природа, повторяя выражение J. Lacan, метапсихологического механизма некоторых из них, была установлена.
Это не всегда были случаи шизофренических психозов. Исследования, проводившиеся непосредственно накануне Второй мировой войны и продолжавшиеся во время войны в самой Европе или в Соединенных Штатах в очень различных областях, в ряде случаев, очень отдаленных от этой главы психической патологии, позволят продвинуться дальше. Но обращение к тому, что касается шизофренических психозов, получит при этом повсеместное распространение только после войны, когда эти идеи будут восприниматься как открытия, предлагаемые американскими освободителями или победителями, и признаваться или отвергаться как таковые, даже если возникновение этих идей, давно уже забытых, имело место на старом континенте.
Глава VII. 1943: ночь, следующая за ночью.
Хорошо известно, что Вторая мировая война вызвала не просто бегство, но настоящий исход умов из числа психиатров и еще больше из числа психоаналитиков, многие из которых были еврейского происхождения. Некоторым бежавшим от нацистского режима удалось покинуть Германию и Австрию и найти убежище во Франции, а затем, когда Франция оказалась под угрозой, подверглась нападению и оккупации, — в Англии, Соединенных Штатах или в нейтральных странах. Наиболее известен пример самого S. Freud, его дочери Анны и Melanie Klein, которые, обосновавшись в Лондоне, сделали из этого города новую Мекку психоанализа, открыв, таким образом, после венской главы английскую главу истории этой дисциплины. Но для нашей темы еще более важной является эмиграция Bruno Bettelheim /1903-1990/. Найдя убежище в США в 1939 г., после того, как в течение одного года он был заключенным в концентрационных лагерях Дахау и Бухенвальд, он найдет в себе мужество использовать этот страшный личный опыт для разработки и предложения новой теоретической модели шизофрении.
Мы уже называли имена некоторых ученых, которые в период между двумя войнами занимались в Германии исследованиями шизофрении и которые в результате преследований по причине их антинацистских взглядов вынуждены были, как K. Jaspers или E. Kretschmer, после начала войны отказаться от своих университетских обязанностей и прекратить научную деятельность. Что касается тех, кто жил в оккупации, то они оказались в этот мрачный период в тяжелой ситуации — под постоянной угрозой депортации или, как минимум, в полной научной изоляции, когда какой-либо научный обмен стал невозможным из-за прекращения выпуска журналов в оккупированных странах, или невозможности публиковаться в журналах свободных стран. Любопытно, однако, что именно во время войны начнет распространяться применение новых методов лечения шизофрении — электрошока, а также и психотерапии, или же впервые будут использованы радикальные средства; но возможность довести это до сведения всего научного сообщества появится только после установления мира.
Действительно, за этим периодом культурного паралича, после Освобождения последовало чрезвычайное стремление узнать, что за это время произошло в странах, от которых Франция была отрезана, и необычайное усиление международных научных обменов. Об этом свидетельствует в интересующей нас области создание таких организаций, как Всемирная Организация Здравоохранения, а затем, когда это стало возможным, — проведение в Париже 1-го Всемирного Конгресса психиатров, после которого была основана Всемирная психиатрическая Ассоциация. Эти организации станут местами конфронтации различных современных концепций шизофрении.
Потрясения, которые претерпела в дальнейшем Центральная и Восточная Европа, сопровождались новыми волнами эмигрантов. Это были или отъезжающие на Запад с целью бегства от коммунистических режимов, или люди, пережившие заключение в концентрационных лагерях и совершившие бегство из стран, где они чудом спаслись от уничтожения. Эти ужасные переживания и менее драматические, но гораздо более частые случаи пребывания в плену глубоко изменили тех, кто испытал их на себе. Изменились и представления, которые они имели ранее о психопатологических феноменах, хотя не все пришли к такому философскому развитию, как это сделал B. Bettelheim.