История Швейцарии

В 1832–1834 гг. кантоны, в которых правили либералы, пытались осуществить общий пересмотр Союзного договора — как было нетрудно предвидеть, безуспешно. В результате такого рода действий, что издавна обычно при подобных инициативах, подливалось масло в огонь, то есть католическая консервативная сторона чувствовала себя объектом провокации. Так вместо нового общего устройства образовывались сепаратистские союзы, тогда как объединение «регенерированных» кантонов вызвало возмущение в Вене. В качестве особенно серьезного обстоятельства в Хофбурге[36] отмечали, что либеральная Швейцария предоставляла убежище радикальным беженцам, например, социалистически ориентированному национальному революционеру из Генуи Джузеппе Мадзини, который оттуда мог в демократическом духе заниматься миссионерской деятельностью для своей «Молодой Европы». В число дипломатических неприятностей вошла и церковная политика. При этом стратегия либеральных и радикальных сил была направлена на полное низведение католической церкви до уровня ведомства, подчиненного государству. Однако антиклерикальная пропаганда по меньшей мере в той же степени служила нагнетанию эмоций с помощью образа врага и тем самым укрепляла постепенно разрушавшуюся ведущую позицию политического класса. В Цюрихе и Люцерне в 1839 г. и, соответственно, в 1840–1841 гг. противоречия между либералами в городе и консервативными силами на селе имели следствием смену режима, в результате которой к власти пришли консерваторы. В Люцерне этот перелом повлек за собой даже изменение конституции, причем в смысле расширения прямой демократии. На данном фоне, казалось, стали действительностью изначальные страхи просвещенных реформаторов насчет того, что демократия в сельской среде является синонимом возвращения к старым порядкам. Либеральное правительство кантона Ааргау, только что подавившее подобное движение католической части населения, вслед за этим в 1841 г. упразднило монастыри как оплоты мятежа. Такое нарушение союзного договора имело следствием всего лишь малодушную реакцию тагзатцунга, но раздуло тем более ожесточенную мировоззренческую войну. В этой борьбе Люцерн, где народ одобрил вместе с конституцией приглашение иезуитов в качестве преподавателей высшего учебного заведения, непроизвольно дал либеральным противникам лозунг, звавший к борьбе. Дело в том, что в лице Societas Jesu[37] либеральные и радикальные течения обрели общий образ врага, снимающий многочисленные расхождения между ними. Помрачение разума, более того, ослабление нации в результате деятельности коварных агентов обскурантизма образовывало неисчерпаемую тему для таких литераторов, как Готфрид Келлер и Иеремия Готтхельф. Как и в 1798 г., столкновение между либералами и консерваторами обретало черты раннего культуркампфа. Казалось, что в наполовину секуляризованной форме вновь возникли конфессионально-политические конфликты XVI и XVII столетий. Хотя, по крайней мере официально, речь больше не шла теперь в первую очередь о религиозной монополии на истину или обретении Спасения, а об ориентации политики и воспитания, соответствующей интересам нации, подспудно продолжало сохраняться многое из эсхатологического возбуждения, свойственного прежним столкновениям. Таким образом, как и в 1531, 1656 и 1712 гг., был высвобожден мощный потенциал насилия.

В 1844-м и 1845 гг. «партизанские отряды» либеральных противников иезуитов выступили против Люцерна. Если первое предприятие быстро развалилось, то второй поход завершился настоящей битвой, в которой пало более 100 «партизан». Кроме того 1800 человек оказались в плену, из которого они были освобождены только после уплаты выкупа в сумме 350 тысяч франков. И эта процедура также представлялась восходящей к началу Нового времени. Конфронтация продолжала нарастать, когда в июле 1845 г. в своем доме был убит один из предводителей консервативных жителей Люцерна, Йозеф Лой. В декабре того же года Люцерн, Ури, Швиц, Унтервальден, Цуг, Фрибур и Валлис объединились в католический оборонительный союз с собственным военным советом, искавший, как и его предшественники, поддержки у ведущих католических держав Европы. Чем для либералов были иезуиты, тем для католиков — масоны. Теории заговора формировали восприятие противоположной стороны и снимали табу. Если инакомыслящего вдохновляли силы зла, то следовало применять силу — ради защиты права от его нарушителей, решившихся на все, ради блага нации, но в конечном счете и для пользы самого противника.