Читаем История Швеции полностью

Основой общественного строя Швеции времен викингов и начала христианства был род. Великолепно описанным в исландских сагах родовым войнам соответствовали в Швеции те споры из-за прав собственности и вопросов чести, которые нарушали мирный труд населения на полях и лугах и во время которых часто разрушались усадьбы вождей и крестьянские поселения.

Рунические надписи на камнях часто содержат наметки на обман, убийство, осуществленную месть или стремление к мести, как, например, руна на камне в Рёке; эта самая большая — и самая загадочная — надпись из всех сохранившихся старых надписей (на втором месте стоит известная уже нам Вестерйётландская руна) расшифровывается как некая магическая формула, охраняющая честь рода и обеспечивающая осуществление родовой мести. Некоторые зачатки примитивных правовых норм, которые регулировали отношения между людьми и отдельными родами, можно встретить в древнейшем юридическом фрагменте, который сохранился в Швеции, — в так называемом «языческом законе» о правилах ведения поединка:

«Если муж скажет бранное слово мужу: «Ты не равен мужу и не муж сердцем», а другой скажет: «Я муж, как и ты», — эти двое должны встретиться на перепутье трех дорог. Если придет тот, кто сказал слово, а тот, кто услышал, не придет, то он — тот, кем его назвали, он больше не способен к клятве и не годится в свидетели ни по делу мужчины, ни по делу женщины. Если же, наоборот, придет тот, кто услышал, а тот, кто сказал слово, не придет, то он три раза крикнет: «Злодей!» и сделает отметку на земле. Тогда тот, кто сказал, — хуже него, так как он не осмеливается отстоять то, что сказал. Теперь оба должны драться всем оружием. Если упадет тот, кто сказал слово, — оскорбление словом хуже всего. Язык — первый убийца. Он будет лежать в плохой земле».

Магическое значение слова, всепобеждающая сила «чести», личная физическая сила как решающий фактор в единоборстве — все это ярко рисует общество, в котором драматические конфликты, подобные описанному, были обыденными явлениями. Но существовали также и правила для искупления убийства, как свидетельствуют уже эти постановления. А одна из замечательных рунических надписей в Эстерйётланде на камне Оклунда свидетельствует о том, что лица, которым угрожала кровавая месть на почве родовой вражды, могли обращаться к защите языческих святилищ. Эта руническая надпись вырезана на горе, очевидно, вблизи древней священной рощи, и ее толкуют следующим образом: некто по имени Гуннар бежал от преследования родственников человека, которого он убил; ему удалось скрыться в священной роще «Ви», и под ее защитой (здесь можно вспомнить об описании Адамом Бременский «божественности» упсальской рощи) он добился примирения, скрепленного жрецом этой священной рощи, Ви-Финном.

Месть — ответ и быстрый и эффективный — проводилась в жизнь отдельным лицом при помощи рода, но и здесь уже с раннего времени было возможно регулирующее влияние общества, создавшего специальные нормы права. Применение этих норм было делом тинга, то есть собрания вооруженных свободных людей; по мере надобности создавались и новые правила для «ланда» (области) под руководством лагмана.

Даже меньшие территориальные единицы, так называемые сотни — херады, или хундары, — которые, может быть, получили свою организационную форму именно около этого периода, имели свои тинги. Об этих собраниях рассказывается и в легенде об Ансгаре и в хронике Адама Бременского.

Классическое изображение подобных собраний и их лагманов дал уже известный нам исландский скальд Снурре Стурлассон в своей новелле о лагмане Торгни, который от имени всего народа вел процесс против короля свеев Улофа Шетконунга. Но, как показали исследования, на самом деле эта новелла изображает Исландию в эпоху Снурре. Все, что мы действительно знаем о тинге, известно нам на основании предписаний областных законов, которые были записаны позже. Но даже в этих материалах и записанных нормах права, относящихся в основном уже к христианской эпохе, мы еще встречаем формулы присяги, которые прямо напоминают языческие нравы, например: «Так истинно да будут боги милостивы ко мне, как я говорю истинно».

О жизни знатных людей и крестьянства в это древнее время мы можем получить лишь неполное представление, так как наши материалы ненадежны и часто получены, так сказать, из вторых рук. Походы викингов дают лишь внешнюю сторону событий, а богатые торговые центры, предшественники позднейших городов, — места, как Бирка и Сигтуна, — пришли в запустение либо совершенно исчезли с лица земли и были обнаружены только в результате раскопок археологов XIX в.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Альтернативная история / Попаданцы / История
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии