Еврейская община далеко не сразу оправилась от последствий войны. К 1920 г. ее численность возросла лишь до 64 тысяч человек и только в 1922 г. вернулась к довоенным размерам[650]
. Палестинские евреи не смогли бы сейчас защититься ни от какой внешней угрозы, а появление в 1918 г. легионеров — 4500 евреев-добровольцев из Англии и Америки — оказалось лишь кратким эпизодом. Из этих легионеров в Палестине осталось только 260 человек. И лишь с началом волны иммиграции в декабре 1918 г. в палестинскую еврейскую общину влилась свежая кровь и сионисты воспряли духом.Как уже отмечалось, евреи с восторгом приветствовали британские войска, вступившие в Палестину. Казалось, свобода уже не за горами и вот-вот наступят дни Мессии. Но, чтобы вернуться к нормальным условиям жизни, понадобилось гораздо больше времени, чем рассчитывали оптимисты. Не было ни новостей из сионистского Исполнительного комитета в Лондоне, ни денег. Галилея, северная часть страны, оставалась в руках турков почти до конца войны. Сразу же после прихода британских отрядов был учрежден Временный комитет («Ва’ад Цемани»), который должен был подготовить почву для создания представительного совета палестинских евреев («Асефат Ханивхарим»). Но этот орган, в который не вошел ни один выдающийся политический деятель, так и не завоевал авторитета; впрочем, даже если бы ему это удалось, все равно нельзя было ничего сделать при столь ограниченных финансовых средствах. Временный комитет проводил собрания, готовил планы и издавал резолюции, но вся его деятельность словно висела в воздухе. Ортодоксальные евреи, отказывая женщинам в праве голоса и протестуя против создания объединенного раввината, отвергали саму идею общееврейского представительного органа. По выражению современного наблюдателя, то была эпоха «Тоху вабоху» — полного замешательства и анархии[651]
.С декабря 1917 г. по июль 1920 г. Палестиной управляла ОЕТА («Администрация оккупированной вражеской территории») — часть британской армии. Английские офицеры установили систему прямого управления, при которой все подчинялись приказам главнокомандующего — генерала Алленби. С самого начала возникли трения между этой военной администрацией и еврейским населением. Сионисты ожидали, что новые хозяева Палестины будут прежде всего заботиться о соблюдении принципов Декларации Бальфура; но большинство британских офицеров не поддерживали официальную политику своей страны, даже если понимали, какие обязательства наложены на них Уайтхоллом. Лишь немногие из них (например, Уиндэм Дидз) сочувствовали сионистам, но большинство предпочитали арабов евреям, считая настойчивые требования последних в лучшем случае просто абсурдными. С их точки зрения, главная задача состояла в поддержании status quo, в сохранении общественного спокойствия и существующего уклада. Но даже если бы все британские офицеры были расположены к сионизму более благосклонно, трудно представить себе, чтобы они могли в тех условиях как-то помочь евреям. Ведь война продолжалась еще год после взятия англичанами Иерусалима, и требования военного положения доминировали в то время над всеми другими соображениями. Более того, английские офицеры не имели опыта административной работы и при первом же столкновении с арабской оппозицией сионизму инстинктивно решили, что необходимо воздерживаться от любых действий, которые могут обострить конфликт: ведь арабы, в конце концов, составляли подавляющее большинство населения.
Декларация Бальфура выражала общее намерение способствовать созданию национального дома для еврейского народа, однако было совершенно непонятно, что именно это должно означать в практическом смысле. Когда сионисты потребовали организовать еврейскую оборонительную армию, местное командование отвергло это требование как преждевременное. Евреев этот отказ оскорбил и вызвал у многих ожесточение, поскольку вскоре обнаружилось, что британские войска неспособны — или, как считают некоторые, не желают, — защищать еврейское население от нападений арабов. Таким образом, всего через несколько месяцев после оккупации Палестины британскими войсками евреи пережили разочарование. То и дело возникали мелкие, но неприятные инциденты: например, однажды старшие офицеры британской армии остались сидеть, когда на концерте исполняли еврейский гимн «Гатикву». ОЕТА не желала признать иврит одним из официальных языков и использовать его наравне с арабским и английским в надписях на железнодорожных билетах, формах налоговых отчетов и других официальных документах. Красный Крест получил привилегии, в которых было отказано «Гадесе». Управление по регистрации земельных владений так и не открыли, и не было никакой законной возможности приобрести земли; запрещались даже частные земельные сделки.