История сионизма

Между обоими лидерами существовало взаимное недоверие. Стиль работы Бен-Гуриона был не менее диктаторский. Если настроение его и не менялось так часто, то оценка им политических событий не была постоянной. До 1939 года он не имел серьезного опыта ведения международных дел, ему не хватало гибкости Вейцмана в общении с несионистами. В последние годы он проявил способности государственного деятеля, но в 1941 году был еще новичком на мировой политической арене — хотя и подающим надежды, но не привыкшим разделять власть и ответственность и чувствующим себя неуютно при работе в коллективе. И все же у него было одно решающее преимущество перед Вейцманом — сильная поддержка в Палестине. Чем дольше Вейцман находился вдали от Иерусалима (после начала войны он впервые посетил его в 1944 году), тем слабее становились его позиции. Вейцман, несомненно, имел в виду Бен-Гуриона, когда жаловался в письме Стивену Уайзу на постоянные критику и травлю, которые ему приходилось терпеть от некоторых своих коллег в других странах, считавших, что «простое утверждение наших целей служит действием для достижения наших стремлений»[786]. Однажды он выдвинул, и не без оснований, обвинения в «максималистской демагогии» против Усишкина и Груенбаума, и Бен-Гуриону пришлось прямо напомнить Вейцману о прошлых раздорах в движении. Когда Вейцман возвратился после войны в Палестину, он обратил внимание на явление, которое вызвало у него серьезную озабоченность: ослабление прежней, традиционной нравственной чистоты сионизма, милитаризованность и склонность к военным мундирам, «трагическое, тщетное, не свойственное евреям обращение к терроризму» и, что хуже всего, готовность определенных кругов играть в политические игры с террористами[787]. Свою утрату связи с йишувом и ответственность за это Бен-Гуриона он должен был ощутить еще раньше.

Ссоры Бен-Гуриона с Вейцманом и некоторыми другими коллегами дважды приводили его к отказу от должности: в феврале 1940 и в октябре 1943 года. Но каждый раз Бен-Гурион возвращался на свой пост, хотя во второй раз — только через пять месяцев. Содержание этих споров установить невозможно, так как вопросы не были четко очерчены. Взгляды оппонентов не всегда были диаметрально противоположны. Например, в мае 1940 года Бен-Гурион писал из Лондона, что «расстояние между нами намного меньше, чем между мной и некоторыми сионистами в Иерусалиме или Тель-Авиве»[788]. Не правы те, кто утверждал, что Бен-Гурион уже пришел к выводу о необходимости ориентации сионистского движения на создание еврейского государства, в то время как Вейцман продолжал верить в другие возможности разрешения еврейского вопроса. Напротив, в начале войны Вейцман все чаще и чаще стал говорить о настоятельной необходимости создания еврейского государства в западной Палестине, что потребовало бы переселения на другие территории по крайней мере некоторой части арабов. Бен-Гурион в это время рассматривал в качестве возможного решения проблемы как раздел, так и двухнациональное государство с полным равенством евреев и арабов. Даже в июле 1940 года он еще сомневался, было ли это время подходящим для окончательного осуществления планов. Разногласия между Вейцманом и Бен-Гурионом не были непреодолимы, но действия обоих лидеров редко приводили к сходным результатам.

На протяжении первых месяцев войны им не удавалось достичь согласия в вопросе отношений сионистов с Великобританией. Несмотря на все разочарования и крушение надежд, Вейцман продолжал верить, что в этих отношениях еще не все потеряно, в то время как Бен-Гурион был настроен более пессимистично. Основное внимание он уделял борьбе против «Белой книги» и полагал, что излишняя активность приведет к серьезным и продолжительным волнениям. Отдельные встречи исполнительного комитета, происходившие между февралем и маем 1940 года, были посвящены обсуждению предложений по усилению противодействия «Белой книге», но Бен-Гурион, поддерживаемый лишь Усишкиным и Рабби Фишманом, был забаллотирован. Это был период «странной войны». Вторжение нацистов в Голландию и Бельгию, поражение Франции и борьба Англии положили конец их планам. Назначение Черчилля премьер-министром ободрило Вейцмана, и Бен-Гурион также стал проявлять больший оптимизм. Он сообщал из Лондона, что трое из пяти членов нового военного кабинета были дружественно настроены в отношении сионизма. Он писал в письме к лорду Ллойду («известному своей проарабской ориентацией, но, тем не менее, честному и симпатичному человеку») о своем твердом убеждении в духовной миссии Британской империи, в том, что она выступает за нечто гораздо большее, нежели она сама, а ее дела не замыкаются рамками ее границ. Но эта интерлюдия не имела продолжения. Двумя годами позже Бен-Гурион резко атаковал Вейцмана за его одностороннюю пробританскую позицию и заявлял, что эта позиция лишала его права оставаться лидером движения.