Как часто указывали восточноевропейские критики Герцля, в нем было слишком мало специфически еврейского. Больше всего это, возможно, проявилось в его мечте о еврейском государстве — в «Altneuland» («Старой новой земле»), новелле, опубликованной в 1902 году. В этой наполовину политической фантазии, наполовину новой научной фантастике в духе Жюля Верна описывается, как два рассказчика посетили в 1923 году Палестину, которая к тому времени стала еврейским государством. Массовая эмиграция евреев из Восточной Европы была завершена, Палестина процветала и с помощью современной технологии и современных методов ирригации превратилась в богатую и передовую страну. Возникло новое, прогрессивное общество, основанное на социалистической идее не в духе ортодоксального марксизма, а на принципах кооперации. Оно представляло из себя нечто среднее между капитализмом и обществом, основанным на принципах коллективного хозяйства. Земля не принадлежала частным владельцам. Образцом хозяйствования были фактории на открытом воздухе. Полностью эмансипированные женщины, свободное образование, никаких наказаний преступников — только лишь перевоспитание. Полное отделение церкви от государства и абсолютная свобода совести. Основной принцип, на котором базируется государство, — терпимость. «Чужестранец должен чувствовать себя здесь как дома», — были последние слова умирающего президента этой страны, прообразом которого был профессор Мандельштам, ветеран русского сионизма. Арабская проблема была разрешена без особого труда: Решид Бей, один из ближайших друзей героя, спрашивает: «Почему мы должны что-то иметь против евреев? Они обогащают нас, они живут с нами, как братья».
То государство, о котором мечтал Герцль, — это типично либеральная, проникнутая оптимизмом и идеалами Просвещения модель общества прогрессивного образца. Поэтому «Старая новая земля» опровергает любые попытки считать упадок либерализма ключом к политической ориентации Герцля. Его огорчало положение евреев в европейском обществе, но будущее государство, о котором он мечтал, было на самом деле настолько толерантным и космополитичным, что могло вызвать возмущение культурных сионистов наподобие Ахада Гаама. Ахад Гаам спрашивал, что же специфически еврейского было в этом новом государстве? Название «Сион» в книге ни разу не упоминается, обитатели герцлевского государства не говорят на иврите, и о еврейской культуре не сказано практически ничего. Это просто еще одно современное светское государство, и Ахад Гаам возмущался таким подходом и считал его очередным проявлением ассимиляции. Он доказывал, что если африканским неграм однажды удастся построить собственное государство, то оно будет очень похоже на мечту Герцля. Подобная критика была оправданной, так как Герцль описывал современное, технологически развитое и просвещенное государство, населенное евреями, а не специфически еврейское государство. Ахад Гаам тщетно, или, как утверждал Нордау, злобно, некорректно и совершенно неоправданно, выискивал специфически еврейские особенности в герцлевском представлении будущего еврейского государства, продолжая оставаться в своем духовном гетто.
Мечта Герцля и его политика подвергались постоянной критике. Его идеи в отношении социальной политики были примитивными, и он недооценивал социалистическое движение. Он также не предвидел столкновений с арабами, но его критики не учитывали, что общая численность арабов в Палестине в то время составляла немногим более полумиллиона, а национального движения палестинских арабов еще не существовало. Во время своих переговоров в мировых столицах он использовал сомнительные аргументы и методы, так как, будучи генералом без армии, не мог вести их с позиции силы. Его аристократический стиль и любовь к тайной дипломатии иногда справедливо критиковали, но никакие другие формы дипломатии не приносили результатов, и лишь только властный человек мог обеспечить минимум дисциплины среди неуправляемой массы последователей, каждый из которых был сам себе политиком. В некоторых вопросах Герцль был удивительно слеп, но не исключено, что именно это и позволяло ему действовать. Только абсолютная преданность делу могла воздействовать как на его друзей, так и на врагов. Массовые движения не создаются людьми, которые не пользуются доверием и которые не уверены в себе полностью. В глубине души Герцль мог иногда сомневаться в том, что достигнет своей цели. Разумеется, было много моментов отчаяния. Но это не влияло на его внешнее поведение — поведение человека гордого, абсолютно уверенного в себе, преуспевающего в своем деле. Он никогда не расслаблялся, слишком хорошо зная, что если движение, которое он возглавляет, не добьется реальных результатов в относительно ближайшем будущем, то оно распадется, а надежды, которые он возбуждал, сменятся отчаянием.