История Сицилии

Обстоятельства смерти Клеопатры менее конкретны. Весьма вероятно, что она отравилась, но как? Плутарх рассказывает историю об аспиде, на которую, похоже, опирался и Шекспир, но добавляет, что, «впрочем, истины не знает никто». Тем не менее аргументы в пользу «теории змеиного укуса» довольно весомы. Египетская кобра – воплощение Амона-Ра, бога солнца, – считалась царским символом со времен первых фараонов, которые носили ее образ (урей) на своих венцах; сложно вообразить себе более царственную манеру ухода из жизни. Кроме того, Светоний говорит, будто Октавиан велел сделать всеобщим достоянием тот факт, что, едва услышав о самоубийстве Клеопатры, он приказал отправить к ней жрецов-псиллов[42], которым надлежало «высосать яд и заразу». Увы – если жрецы и пришли, оказалось уже слишком поздно.

Сражение при Акции принесло два важнейших результата. Прежде всего, его исход обеспечил сохранение политической власти за Италией и за западом в целом. В соответствии с соглашением, которое он заключил с Октавианом после битвы при Филиппах, преимущественно грекоговорящие территории восточного Средиземноморья признавались владениями Марка Антония; если бы Антоний победил, он почти наверняка продолжал бы оказывать им предпочтение любыми возможными способами. Однако при Октавиане Рим прочно утвердился в качестве «центра мира» и оставался таковым последующие три столетия, пока Константин Великий не покинул Вечный город в 330 году ради своей новой столицы – Константинополя.

Вторым результатом сражения при Акции стало превращение Октавиана, в возрасте тридцати двух лет, в наиболее могущественного человека современности и бесспорного властелина известного мира. Проблема для него состояла в том, как наилучшим образом укрепить свои позиции. Римская республика благополучно погибла, это было очевидно; однако установленная Юлием Цезарем автократия стала роковой для него самого, и внучатый племянник вовсе не собирался повторять ошибку дяди. Некоторое время старые республиканские устои сохранялись, по крайней мере внешне. Каждый год с 31-го по 23-й год до нашей эры Октавиан становился консулом – и использовал должность как конституционную опору своей власти; но принятие 16 января 27 года до нашей эры нового титула августа служит достаточно ярким свидетельством того, в каком направлении все развивалось.

Посему практически невозможно установить точную дату возникновения Римской империи. Это был постепенный процесс (возможно, к лучшему). В юности Август – как нам теперь следует именовать Октавиана – безусловно жаждал власти; стоило ему добиться желаемого, как он смягчился и сделался политиком и государственным деятелем. Другие его достижения оценить сложнее. Он реорганизовал управление и войско; разместил постоянные военно-морские базы по всему Средиземноморью, где теперь Рим господствовал безраздельно; с 200 года до нашей эры по 200 год нашей эры плотность коммерческого судоходства в бассейне существенно превосходила показатели последующей тысячи лет[43]. Что важнее, он придал старой республике новую форму, которой требовало колоссальное расширение границ, и как-то примирил с этой формой все слои римского общества, сплотил их под стягами своего нового режима. О нем говорили, что он получил Рим глиняным, а оставил мраморным, но он сделал гораздо больше: он принял республику и преобразил ее в империю – в империю, неотъемлемой частью которой предстояло быть Сицилии.

Устранив помеху в лице Секста Помпея, Август наконец-то отомстил. Возможно, сказались ранения, которые он получил в морском сражении у Таормины; так или иначе, он явно намеревался заставить сицилийцев заплатить за их поддержку побежденного Секста. На остров наложили гигантский штраф; города, которые сопротивлялись Августу, получили достаточно поводов пожалеть о своем неразумии. Все население Таормины депортировали, например, 6000 рабов, чьи владельцы погибли или исчезли в ходе войны, посадили на кол.