Несмотря на усилия властей интегрировать население посредством «правильного» сознания, несмотря на националистическую риторику и ритуалы, в стране преобладал этническо-культурный плюрализм. Сосуществование этнических групп или хотя бы проживание рядом друг с другом, смешанные браки и рост миграции делали невозможным приведение культур к общему знаменателю, при всем старании государства и отдельных национальных движений. Долговременные процессы культурного взаимообмена в результате привели к созданию множества культурных кодов, которые хотя и имели «чужое происхождение», но люди их понимали, умели их расшифровать. В повседневной жизни, в языке, в столований, в музыкальных и танцевальных увеселениях проявлялось множество элементов, свидетельствующих о многоликости региона. Материальная народная культура, в частности, архитектура, отражала не этническую дифференциацию, а отличия между горным и низинным регионами. В городской среде ощущались внешние влияния общеевропейского происхождения в одежде, столований, архитектуре, в оперном и опереточном репертуаре и т. д. Хотя на историческую память людей в Словакии в начале XX в. влияла формирующаяся гомогенная национальная традиция, она не могла вытеснить культурный плюрализм, присущий территории, где живет гетерогенное население.
5. Словаки в круговороте войны
Покушение в Сараеве и объявление войны Сербии словацких политиков явно ошеломили. На словах они выразили свое лояльное отношение к государству (ничего другого они и не могли себе позволить), но официально объявили о своей политической пассивности, с одной стороны, чтобы избежать преследований, но одновременно и чтобы не быть вынужденными открыто поддерживать военные цели монархии. Ведь словакам они были абсолютно чужды. В лагере союзников монархии находились народы, с которыми связаны затверженные стереотипы извечных врагов — немцы и турки, а среди ее противников, наоборот, традиционные союзники — русские, сербы и румыны.
Эскалация военных событий и патриотический угар, взвинченный до степени дичайшего шовинизма, полностью парализовал «большую» словацкую политику. Этому способствовали преследования отдельных лиц (интернирование, тюремное заключение, призыв в армию и отправка на фронт) и институтов (государственный контроль, мобилизация служащих, полное ограничение деятельности). Деятельность объединений была заблокирована, цензура печати и почтовой корреспонденции делала невозможной передачу информации, было ограничено передвижение населения, чрезвычайные законы и меры препятствовали нормальному течению политической и общественной жизни. Однако это не значило, что произошел полный отказ от каких-либо действий, и в некоторых регионах, особенно на уровне коммунальной политики, шла интенсивная работа.
В конце 1914—начале 1915 гг. после крупной наступательной операции русские войска перевалили через Карпаты и вошли в восточную Словакию. Это хоть и оживило на какое-то время русофильские надежды, но после вытеснения русских они быстро отошли в прошлое.
Хотя отдельные политические партии приостановили свою деятельность, их представители, по разным причинам избежавшие мобилизации в армию, создавали в разных городах небольшие дееспобные группы. Их работа постепенно приобретала конспиративно-агентурный характер, они обменивались информацией, устанавливали связи и сотрудничали с чешской политикой. В этом отношении первую скрипку играли словаки в Вене (Милан Годжа, Ян Цаблк, Корнель Стодола) и в Праге (Франтишек Вотруба, Антон Штефанек). В Будапеште действовал Эмиль Стодола и единственный словацкий депутат венгерского сейма, — заседания которого, однако, не проводились, — Фердинанд Юрига. В Братиславе держал все конспиративные нити в своих руках лидер социал-демократов Эммануэль Легоцкий, в Мартине — наличные члены руководства Словацкой национальной партии, а в Ружомберке другие видные деятели, особенно Вавро Шробар, впоследствии и Андрей Глинка.
Если во все предшествующие периоды словацкую политику характеризовала лояльность по отношению к государству и верность династии, то специфические обстоятельства мирового военного конфликта поставили словаков в совершенно новые условия, которые начинают упорно внушать сомнения в правомерности дальнейшего существования монархии. Это открывало простор для альтернатив и решений, немыслимых еще пару лет назад. Наиболее жизнеспособной и перспективной из них казалась чешско-словацкая альтернатива.