Должно быть, так, но в тексте летописи это выражено неясно. Конечно, обо всем этом дали знать в Москву и оттуда вышел приказ: ведунов пытать накрепко, по чьему умышлению царевича и царицу и татар испортили, а потом всех. их пережечь. В Астрахань командировали для производства суда и расправы боярина Пушкина. Это был очень распорядительный муж, но как он ни старался, он не добился от колдунов полезных разоблачений. На выручку ему пришел все тот же лекарь-арап. Он посоветовал вложить колдунам в зубы конские удила, подвесить их за руки и хлестать кнутьями не по телу, а по стене против них. И колдуны сейчас же стали делать признания. Потом их сожгли, притом и сжиганием заведовал опять-таки тот же арап, который, вероятно, уверил начальство, что колдунов надо сжигать с соблюдением особой сноровки. Предосторожности, им принятые, были, очевидно, не лишни, потому что сожжение сопровождалось особыми странными явлениями; так, когда костры запылали, к месту пожарища слетелось несметное множество сорок и ворон, которые тотчас исчезли, как только костры сгорели. В этом деле немало поучительного. Прежде всего видно, что колдуны морочили начальство. Оно распорядилось хлестать их прямо по телу, а колдуны совершали отвод глаз, и удары падали мимо; по этому колдуны никакой боли не чувствовали, а потому и признаний не делали, молчали. Арап же, проникнув в их ухищрение, велел бить по стене, и тогда удары падали прямо на них, у них и развязались языки. И под пыткой колдуны признались, что портили царевича, царицу и татар и пили из них, из сонных, кровь. Таким образом эти колдуны зарекомендовали себя отчасти и вампирами. В XV–XVII столетиях на Руси легко было обвинить кого требовалось в измене, а главное заставить поверить своему извету; для этого надо было только донести на него, что он покушается волшебными средствами навести вред государеву здоровью. При Борисе Годунове такой извет был сделан на одного из бояр Романовых, Александра Никитича. На него был зол его дворовый человек Бартенев. Он повидался с ближним человеком Бориса, его дворецким, и вызвался совершить над своими господами, «что царь повелит сделать» . Дворецкий донес об этом Годунову, а тот, весьма обрадованный (он не любил Романовых), обещал Бартеневу щедрую награду — «многое жалованье» . Тогда Бартенев насбирал каких-то кореньев и спрятал их в кладовой у своего боярина. Потом к нему, конечно, нагрянули с обыском. Коренья нашли, Романова и его братьев арестовали, пытали и сослали. Иногда возникало подозрение в колдовском злоумышлении соседних государств, стремившихся якобы ввести в Россию порчу посредством товаров, которые обычно шли из этого государства. Так, при Михаиле Федоровиче одно время было запрещено покупать хмель от литовцев, и притом под страхов смертной казни; распоряжение это было вызвано сообщением русских лазутчиков, которые выведали, что на Литве есть баба-ведунья, которая околдовывает какими-то наговорами хмель, вывозимый в Россию, чтобы нагнать туда мор. Это происшествие, очевидно, произвело впечатление, потому что в том же году последовало еще другое распоряжение в том же смысле; в Верхотурье изловили попа, у которого нашли несколько коробов какого-то таинственного коренья. На допросе поп показал, что эти коренья ему передал казак Степанко Козьи-Ноги. Почему эти коренья призваны были «воровскими» , об этом история умалчивает; очевидно, на бедного попа кто-то донес по злобе и доносу ваяли по привычке, по принятому обыкновению. Духовенство таки частенько попадалось в то время в подобных «воровских» делах.