— Мы хотим тайну жизни, вот что нам нужно! Homunculus! Гофман желал, значит, гомункула, того самого гомункула, о котором идет речь в «Фаусте» . Это одно из самых древних мечтаний блуждающего человеческого ума. Еще в Средние века тогдашние алхимики, герметики и вообще всякие искатели таинственного, тщились сделать человека из неодушевленной материи, сделать, по крайней мере, хоть зачаток его. Пусть эго будет хоть не «homo» , а «homunculus» , и то торжество. И эта странная мечта не угасла в человечестве, дожила до наших дней. Теперь ей овладели демонопоклонники. Бог создал человека, — рассуждают они, — почему же Люцифер не может создать его? И вот они принялись усердно молить свое «благое божество» о том, чтобы оно в свою очередь понатужилось — создало им «человечка» во утешение. В зале царили мрак и гробовое безмолвие. Поощренные обилием явлений, которое выпало на долю этого заседания, чертопоклонники, затаив дыхание, ждали появления гомункула. И вот среди полной темноты в воздухе появилась слабо светившаяся форма, что-то беловатое, прозрачное, вроде студня, — очевидно созданная сатаной протоплазма. Сначала она оставалась совершенно неподвижной, потом начала потихоньку колебаться, как амеба под микроскопом. С одной стороны из нее начало что-то вытягиваться, какое-то подобие ноги или руки. Потом вдруг словно что-то помешало акту созидания, словно кто-то задул и угасил созданную форму, и она исчезла. Через несколько мгновений она снова появилась, и снова попытка была безуспешной. И так повторилось раз пять или шесть. Видно было, что усилия сатаны сотворить гомункула разбиваются о какое-то неодолимое препятствие.
Неудача страшно раздражила Гофмана. Он швырнул вверх свою шпагу и пентаграмму и, потрясая кулаком, вскричал: