Образное сравнение с такой гордой птицей, возможно, даже грандиознее, чем стоять без дела на пике горы, подумал он, приглаживая перед зеркалом волосы. Там, наверху, может оказаться ветрено, не прикрыть ли голову? Но с непокрытой головой я вроде бы натуральнее, пусть себе ветер свистит в волосах, решил он, любуясь появившейся на своем лице улыбкой, пока ее отражение в зеркале не погасло.
Он отвернулся от зеркала и посмотрел на часы. Минут через десять они должны явиться за мной. До сих пор все шло как по маслу. Ему нравилась эта несколько преувеличенная аллегория, которая значила, что истинные профессионалы свое дело знают. Он ценил деятельных людей. С логистикой здесь все было в порядке, программа составлена с поминутной точностью и этого расписания придерживались. Его жизнь на ближайшие сутки строго распланирована, и осознавать это было приятно и покойно. Пока что вызывает усмешку представление о человеке, чья жизнь от рождения до смерти предопределена до мельчайших деталей. Человек как хорошо смазанный механизм… И если сегодня это кажется чистой воды фантастикой, то вполне возможно уже через пару десятков лет мир изменится. Прямо-таки перевернется с ног на голову.
Двухчасовой перелет на какое-то время поставил на попа и его жизнь с ее рутиной. Он находился в чужом государстве, в пустоватой или даже совсем пустой гостинице посреди живописного горного ландшафта. Местные здесь, похоже, владеют только своим языком, явно каким-то из славянских и ему непонятных. Когда он пошел обедать, было весьма проблематично сделать заказ, но то, что ему принесли, оказалось отменного вкуса, и повода для недовольства не возникло. После еды как-то неудобно было просто встать и уйти, не оплатив счета и не оставив на чай. Он по привычке пошарил в карманах, но там не было ни гроша местных денег, и ему пришлось успокоить себя мыслью, что наверняка за него все заплачено. Никто с немым вопросом на него не смотрел и за ним следом не побежал.
Ровно в назначенный час, минута в минуту, в дверь постучали. Это оказался не режиссер и не оператор, а какой-то молодой парень из местных, разумеется, не говорящий ни на одном из иностранных языков. Накинув пальто, он в некотором недоумении последовал за юношей. Съемки фильма ведь идут как по маслу, пытался успокоиться он. Наверняка у них все просчитано и предварительно обговорено. Сейчас для их команды я — всего лишь рабочий инструмент, который по необходимости перемещают из одного государства в другое, добиваясь для произведения искусства наилучшего решения. В основном их заботит лишь художественная сторона, это и есть их работа, критерии которой мне знать совсем не обязательно, равно как и суть моей работы может оставаться для них темным лесом.
На расстоянии сотни метров за зданием гостиницы, на равнине, стоял маленький красный вертолет. Когда они добрались до него, он поразился отсутствию дверей у этого двухместного аппарата. Переминаясь с ноги на ногу, он с подозрением и изумлением воззрился на сопровождающего. Тот несколько раз повторил «оокей, оокей», что должно было означать полный порядок и отсутствие причин для беспокойства. С все нарастающей неуверенностью он вскарабкался в машину и тщательно пристегнулся ремнями безопасности. Мурлыча под нос какой-то мотивчик, юноша уселся на место пилота, подергал тумблеры на потолке, подавил на кнопки рычага управления, однако вертолет лишь чихнул несколько раз, но так и не завелся. Юноша возился с рычажками и кнопками с весьма озадаченным выражением лица, потом вспылил и громко выругался на своем непонятном языке, снял наушники, вылез и почти побежал назад к дому.
Да, не слишком обнадеживающее начало для полета. Сидеть ему было неудобно, но он никак не мог найти штанги, чтобы подрегулировать сиденье. Потом он хмуро отметил, что обивка на водительском кресле потерта, и вообще этот вертолет с облупившейся краской выглядел довольно дряхлым, и его сомнение только усилилось. Что-то здесь было не так.
Скорее всего, оператор летит на каком-нибудь другом вертолете или же после того, как они меня доставят на вершину, будет, возможно, снимать и с этого. Вероятнее все же с этого, ведь наверняка и съемочная группа считает деньги, рассуждал он, однако эти доводы его не слишком успокаивали. Он все яснее чувствовал — что-то разладилось… Может, именно забастовавший двигатель вертолета конкретизировал его сомнения, ибо до сих пор ведь все шло как по маслу. Правда, его порядком удивило, когда в аэропорту его передали на попечение мужеподобной — и внешне, и по поведению — черноволосой женщине.
— До скорого! — помахав ему рукой, крикнул режиссер, а сам куда-то умчался.
Женщина взяла его как ребенка за руку и вывела через заднюю или боковую дверь к ожидающей на улице машине. Он пытался завязать разговор и на английском, и на немецком, но женщина, успокаивающе отмахиваясь, только ободряюще повторяла: «Окей, окей».