История Соединенных Штатов Америки

5. Когда церемония закончилась, Джефферсон так же пешком вернулся в пансион Конрада. Именно там он сформировал свой кабинет. Госсекретарем назначил Мэдисона. Оба они были из Виргинии, и Джефферсон испытывал к Мэдисону отеческую любовь. И не потому, что у них была большая разница в возрасте — Джефферсону было пятьдесят восемь лет, а Мэдисону пятьдесят, — просто президент был крепко сбитым и высоким, а государственный секретарь — маленького роста и тщедушным. Руководство казначейством Джефферсон передал недавно получившему американское гражданство Альберту Галлатину, уроженцу Женевы, другу мадам де Сталь и английского банкира Бэринга. Избранный в конгресс Галлатин проявил себя подлинно финансовым гением. Из-за неистребимого французского акцента речь этого трансатлантического Неккера было сложно понять, но все искупала ясность его идей. Республиканцы-демократы стремились отменить последние законы федералистов. Действие временно принятого Закона о подстрекательстве закончилось само по себе. В Закон о натурализации были внесены поправки, и обязательный срок проживания в стране изменен с четырнадцати до пяти лет. Налог на виски был аннулирован, к огромной радости приграничных фермеров, которые еще больше полюбили Джефферсона. Галлатин подсчитал, что федеральный доход составит около десяти миллионов шестисот тысяч долларов в год, и за счет сокращения расходов на армию и флот можно будет тратить всего три с половиной миллиона долларов, что позволит ежегодно уменьшать национальный долг на семь миллионов долларов. Через несколько недель Джефферсон переселился в президентский дом, который в шутку называли «дворцом», он был еще в лесах, когда Эбигейл Адамс провела торжественную церемонию его открытия. «Дворец» был тогда недостроен, и, в частности, там не было лестницы. На своих приемах Джефферсон решил игнорировать все предписания иерархии. Гостей рассаживали pêle-mêle («пель-мель», смесь — это слово он привез из Франции). Он считал, что «все люди совершенно равны, будь то соотечественники или иностранцы, знатные вельможи или простые смертные, и что к ним следует относиться как к таковым». Теперь уязвленные послы могли наблюдать, как их почетные места занимали более проворные конгрессмены. Но еда была достойна Виргинии, гостеприимство — южным и неисчерпаемо щедрым, а разговоры — блестящими. Джефферсон был вдовцом, прекрасная Долли Мэдисон, жена госсекретаря, исполняла роль первой леди.

Рембрандт Пил. Портрет Альберта Галлатина, министра финансов США. 1805

6. «Мы все республиканцы, мы все федералисты». В речи Джефферсона эта фраза звучала красиво, в действительности следовало учитывать чувства партии. А партия требовала новых должностей. Адамс вплоть до последней минуты заполнял все вакансии федералистами, и эти «полуночные назначения» связывали руки Джефферсону. «Государственные служащие редко умирают и никогда не выходят в отставку», — говорил он. Сторонники нового порядка настаивали на чистке всей администрации. Для Джефферсона, который только что объявил и проповедовал примирение, это было непросто. «Политика мистера Джефферсона — успокаивать Север, предоставив ему места, и полагаться на Юг, защищая принципы Конфедерации», — утверждали недовольные. Он не мог устоять перед слишком сильным давлением и был вынужден, как то позволяла Конституция, увольнять чиновников, чьим единственным преступлением было наличие собственных убеждений. Так выглядел первый опыт «системы чистки» партийных кадров, которой предстояло стать одной из незаживающих ран американской политической жизни. Джефферсон прибегал к ней весьма редко.