История советского правописания

Прошло 13 лет, наступил 1917 г., и Февральская революция выдвинула вновь вопрос об упрощении правописания. С'езды учителей начали обращаться с постановлениями по этому вопросу в Академию. Академия образовала специальную комиссию, а затем совещание в расширенном составе, под председательством академика А. А. Шахматова, которое вынесло постановление о желательности изменений, отвечающих решениям подкомиссии 1904 г., и сообщила министру Народного Просвещения о принятых ею постановлениях. Министерство Народного Просвещения в мае месяце оповестило учебные округа о принятом решении упрощения правописания. Но как почти все меры тех месяцев, оно не было настоящим волеизъявлением, тем „хочу“, которого наш великий педагог и хирург Пирогов требовал от каждого сильного человека, а только „ я желал бы“ человека слабого.

Нужно было иное настроение, иные волеиз'явления, убежденность в том, что революция не останавливается на полдороге, когда она хочет победить. Это необходимо и в крупнейшем, и в менее важном. Такие решительные и определенные действия поддерживаются массами, которым в такие поворотные моменты необходимо кипение жизни, быстрота действий, решимость все доводить до конца. Здесь вполне применимы слова Владимира Ильича в его заключительном слове по докладу о деятельности Совета Народных Комиссаров 12 января 1918 года: „Загляните в самые недра трудового народа, в толщу масс: там кипит организационная, творческая работа, там бьет ключом обновляющаяся, освященная революцией жизнь“.

В такой обстановке закончилась и вошла в жизнь реформа нашего правописания, давшая жизненное его упрощение. Она, как мы все тому свидетели, вошла в общий обиход чрезвычайно быстро, помогла школьной работе, а, значит, и просвещению. Не сбылись мрачные предсказания относительно гибели культуры от нового правописания. Мы видим, что даже за рубежом, где, конечно, ко всем нашим реформам относятся отрицательно, не все желают придерживаться старого правописания, а у нас только старики, которым трудно переучиваться, еще пишут иногда по-старому в домашнем обиходе. Никто у нас не считает более, что старое правописание — признак культурности, а новое — признак дикости и необразованности. Новая жизнь сделала свое дело; как мы сказали вначале, мы пишем по-новому, забывая, что это — новое, а просто считая, что пишем, как надо писать.

Два официальных акта запечатлели навсегда решение помочь делу просвещения введением упрощенного правописания: акт 23 декабря 1917 г., за подписью Наркома А. В. Луначарского, об'ясняет в следующих словах реформу: „В целях облегчения широким народным массам усвоения русской грамоты, поднятия общего образования и освобождения школы от ненужной и непроизводительной траты времени и труда при изучении правил правописания, предлагается всем без из'ятия государственным и правительственным учреждениям и школам в кратчайший срок осуществить переход к новому правописанию“.

Декрет Совнаркома 10 октября 1918 г. об'являет: „В целях облегчения широким массам усвоения русской грамоты и освобождения школы от непроизводительного труда при изучении правописания. Совет Народных Комиссаров постановляет“... (следует декрет).

Этими актами пока, впредь до новых возможных изменений, заканчивается история нового правописания.

Сергей Ольденбург.

[ж. Огонёк, 1927, № 44 (30 окт.), с. 15]