История советской фантастики

Если верить мемуарам Якова Зелинского, чуткий Авербах сразу же после статьи в «Правде» самолично поехал на Сивцев Вражек к Кургузову — где тот снимал комнату — и немедленно предложил ему: 1) квартиру в центре Москвы и 2) место в центральном правлении РАППа. Квартиру от пролетарских писателей Кургузов согласился принять, членский билет ассоциации, не без колебаний, тоже взял, но вот от руководящей должности в РАПП отказался категорически. Позднее биографы напишут о «скромности молодого литератора» (Б.Левада), о его «желании не ввязываться в окололитературные дрязги, а работать и работать» (С.Нейман) — что, на наш взгляд, совершенно не соответствует действительности; доказательство тому — бойкая и именно «окололитературная» деятельность Кургузова после 1932 года. Скорее всего, автор «Катапульты» уже был кем-то предупрежден, что через год-другой РАПП падет. Видимо, поэтому предложение Авербаха он встретил столь отчужденно. «Казалось, он стремился держаться от руководства РАППа подальше, как от заразных больных», — проницательно отмечал всё тот же Я.Зелинский. Будущее показало, что Кургузов был, в известном смысле, прав: «болезнь» руководящих рапповцев называлась коротко — небытие (большинство из них было расстреляно в 37–38 годах). «Заразиться» этим недугом автора «Катапульты» категорически не устраивало.

Легко представить, что роман «Катапульта» сразу же оброс своими почитателями и последователями. В первую очередь, речь идет о таких литераторах, как Валерий Маркелов, Анатолий Спирин, Михаил Лодочкин, Андрей Румянцев, Владислав Понятовский и проч. Обидное прозвище «подкургузники», похожее на «подгузники» и на «подкулачники» одновременно (которым их наградил желчный Эмиль Левин), этих авторов, похоже, не смущало. Уже в 1930 году все они «выстрелили» по роману на тему Луны, нового секретного оружия и мировой революции. Если даже слабейшие из «селенитов» по крайней мере брали за образец талантливый роман Обольянинова, то «подкургузники» вынуждены были ориентироваться на эстетические и этические нормы, установленные в романе «Катапульта». Соответственно, все их «положительные» герои выходили еще бледнее, чем у Кургузова (по сути, превращались в тени теней учебника политграмоты), а «отрицательные» обязаны были еще больше прибавлять по части «кривых улыбок», «отвратительных оскалов» и «бегающих глазок» — не говоря уже про «заплывшие сытые рыла».

В этом смысле особенно обескураживают литературные метаморфозы А.Румянцева и В.Понятовского. Оба они начинали в «Селене» вполне приличными рассказами: первый опубликовал «Историю Той Стороны» (1925), второй «Бездну» (1927), однако в качестве «подкургузников» оба совершенно деградировали. «Расплата» А.Румянцева (1930) и «Пропуск на Луну» В.Понятовского (1930) — две ходульные вариации на тему «катапульты», еще более плоско-пропагандистские, чем у самого Кургузова. (Пожалуй, из всех «катапультных», условно говоря, романов советской фантастики произведения этих наиболее приближенных к Кургузову литераторов выглядят особенно беспомощно; очевидно, что будущий руководитель Секции фантастов внимательно отбирал кадры.) У Румянцева новое оружие установлено уже на Луне, и оттуда в любой момент может испепелить любой континент (автор, правда, ограничился только Британскими островами — после того, как «олигархия потопила в крови восстание шахтеров…»; стало ли после такой оказии лучше жить шахтерам, неизвестно). У Понятовского «лунный луч» — нечто вроде лазерного — легко определяет «классовую природу» любого из жителей Земли: рабочие и крестьяне от него совершенно не страдают, зато буржуа и капиталисты падают замертво (автор, увы, не прояснил, как же будет воздействовать луч на интеллигентов и прочих совслужащих — очевидно, этот вопрос предполагалось изобретателями оружия как-нибудь «утрясти в рабочем порядке»). Содержание опусов В.Маркелова («Долгая лунная ночь»), Ан. Спирина («Взлет») и М.Лодочкина («Путешествие „ЛК-1“») даже упоминать лишний раз не хочется — настолько они художественно беспомощны и политически сервильны. Достаточно сказать, что, например, все «космические снаряды», в которых ученые в романе М.Лодочкина отправлялись на Луну, были названы в честь советских государственных деятелей («Чичерин», «Рудзутак», «Тухачевский», «Ворошилов», «Сокольников» и др.). Эти неуклюжие реверансы уже в конце 30-х едва не стоили автору лагеря — к счастью для него, в последний момент Кургузов всё-таки замолвил словечко Ежову и дело против очередного «пособника врагов народа» было прекращено, не успев начаться.