История советской литературы. Воспоминания современника

Николай Иванович Никандров долгие годы был связан с Союзом писателей как куратор этой организации по линии Комитета госбезопасности. И потому не раз и не два делился интересными случаями, происходившими с ним при встречах с известными литераторами. Вот один из таких случаев.

В скором поезде Москва-Ташкент в вагоне-ресторане он сидел за столиком с Евгением Ароновичем Долматовским, которого мы знаем по песням «Любимый город», «Все стало вокруг голубым и зеленым», «Случайный вальс», «Сормовская лирическая» и многим другим. О своей комсомольской юности он рассказал в романе в стихах «Добровольцы». Он ведь тоже был среди добровольцев-комсомольцев, которые строили Московское метро.

Евгений Аронович рассказывал Никандрову про эпизод из жизни Константина Георгиевича Паустовского, который доживал последние дни на нашей грешной земле.

И вот умирающий Паустовский попросил домработницу вынуть из мешка непрочитанных писем, что лежит на антресолях, любое наудачу и подать ему.

Он распечатал конверт и стал читать: «Вы плохой писатель, не соответствуете в своем творчестве методу социалистического реализма. И вообще от вас толку нет — сплошная болтовня».

Константин Георгиевич смотрит на конверт: «Рязань, Солженицину» и горько вздыхает:

— И этот хлопочет о соцреализме… А ведь я за Солженицына заступался…

194

Во время встречи с молодыми литераторами в Дубултах Виктор Борисович Шкловский много говорил о роли книги в жизни писателя.

— Не верьте, — повторял он, — что занятие книжным чтением мешает писателю самовыражаться. Напротив, она, книга, создает прекрасный климат для самовыражения, для обогащения души и разума.

И в качестве примера привел историю из своего личного опыта, когда он осознал важность книги в жизни человека вообще…

Ему понадобились сведения о литературном окружении великого русского живописца Павла Андреевича Федотова, автора таких известных полотен, как «Сватовство майора», «Вдовушка», «Анкор, еще анкор» и других.

Он обращался ко многим известным искусствоведам, ученым мужам, но никто из них не мог удовлетворить просьбу Шкловского.

И тут он вспомнил об одном знакомом библиофиле, страстном любителе книг. Именно он и ответил Виктору Борисовичу на все интересовавшие того вопросы.

— Тогда я ему сказал, что звонил многим в Москве, но никто, кроме вас, не мог мне поведать о друзьях-товарищах Павла Андреевича. Теперь я вижу, что не только вы собирали книги, но и книги собирали вас…

195

Писательница и переводчица Татьяна Львовна Щепкина-Куперник вспоминала, что учась в киевской гимназии, очень любила слушать, как люди нецензурно выражают свои мысли и чувства.

Об этом узнал ее знакомый корнет, ухаживавший за юной гимназисткой. Однажды, гуляя, он сказал:

— Танечка! Вы знаете, есть на пристани один грузчик. Он так великолепно изъясняется бранными словами, что невозможно его не заслушаться. У него это выходит поэтически вдохновенно. Не хотите ли послушать?

Татьяна Львовна охотно согласилась.

И вот они спустились к пристани на Днепре.

Корнет отыскал среди обедающих рабочих «поэта», попросил его подойти к барышне и протянув ему целковый, сказал:

— Слушай, голубчик. Вот барышня желает удостовериться, как прекрасно ты умеешь выражаться. Покажи-ка, пожалуйста, на что ты способен.

Мужик почесал затылок. Повертел в руке целковый. Вновь почесал затылок. И, возвращая деньги корнету, сказал:

— Извините, барин. За деньги ругаться не могу…

196

Однажды на званом обеде у императрицы Марии Федоровны в Павловске Крылов Иван Андреевич оказался рядом с Василием Андреевичем Жуковским.

Крылов, любивший по обыкновению своему сытно поесть, не отказывался ни от одного блюда.

— Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, — шепнул ему Жуковский.

— Зачем это?

— Дай императрице возможность попотчевать тебя.

— А ну как не попотчует! — ответил Крылов и с еще большим усердием взялся за еду…

Нередко после посещения таких обедов окружающие обращались к Ивану Андреевичу со словами зависти, что он побывал у знатных особ, попробовал всевозможных разносолов, которые готовили царские повара.

На это Иван Андреевич откликался довольно солидной тирадой: