Читаем История советской литературы. Воспоминания современника полностью

Об известном тютчеведе, долгие годы возглавлявшем Музей Ф.И. Тютчева в Мураново, Кирилле Васильевиче Пигареве рассказывали следующую историю.

Он издал книгу об Александре Васильевиче Суворове.

И вот однажды ему позвонили по телефону и сообщили, что завтра его ждет к себе в Кремль товарищ Сталин.

Естественно, ночь прошла без сна.

Чуть забрезжил рассвет, он стал собираться на прием к вождю, не ведая, что побудило Сталина вызвать его к себе.

Наконец, его провели в кабинет вождя.

— С вниманием прочитал вашу книгу о Суворове. И вот теперь рад с вами познакомиться лично, отозвался Сталин на приветствие Пигарева.

Потом он усадил Кирилла Васильевича за стол.

Сам прохаживался, держа в руке погасшую трубку.

Интересовался, давно ли товарищ Пигарев занимается фигурой Суворова, насколько исчерпаны его познания этого удивительного полководца, думает ли он продолжать работу над книгой.

И надо же было сказать, что у него есть еще интересные материалы о Суворове: он отыскал несколько юношеских стихотворений Александра Васильевича.

А ведь и у говорившего с ним Генералиссимуса Сталина тоже в юности была склонность к стихам. Они даже публиковались в местных грузинских газетах. Среди них были и такие первые его строки, которые появились в газете «Иверия» за 14 июня 1895 года:

Когда луна своим сияньемВдруг озаряет мир земнойИ мир ее над дальней граньюИграет бледной синевой…Стремится ввысь душа поэтаИ сердце бьется неспроста:Я знаю, что надежда этаБлагословенна и чиста.

Так вот, не подумав обо всем этом, Пигарев живо откликнулся на слова вождя о «новых материалах».

— Да, товарищ Сталин. Хочу написать еще одну главу «Генералиссимус Суворов — поэт».

Сталин остановился.

Последовала продолжительная пауза, после которой прозвучало:

— Будем считать, что наш разговор закончился…

<p>138</p>

О реакции литературной братии на текст Гимна Советского Союза Сергея Михалкова и Эль-Регистана ходило немало баек.

В частности, об ответе Михалкова на критику одного стихотворца, что де слаб текст и по содержанию, и по форме. В ответ якобы Михалков сказал:

— А все равно слушать будешь стоя!

Уже прославленными авторами канонического текста Михалков и Эль-Регистан вошли однажды в Дом литераторов. Увидев их, Михаил Светлов воскликнул:

— Гимнюки идут!..

<p>139</p>

Из рассказов Александра Львовича Дымшица запомнился и такой, в котором он вспоминал, как оказался вместе с Алексеем Николаевичем Толстым в Ленинградском отделении издательства «Художественная литература», что располагалось в Доме книги.

Он обратил внимание на сидевшего в коридоре продолговатого хлыща, которого тут знали как автора пошлых и по сути неряшливых по форме сочинений, с коими тот пытался пробиться в литературу.

Толстой выразил на лице брезгливость.

— Кто это? — спросил у Толстого Александр Львович.

— Брюммель.

— Что?

— Не что, а кто… Лорд Брюммель.

Дымшиц не понял:

— Почему Брюммель?

— Почему? А я откуда знаю!? Но уж больно похож на Брюммеля из книжки Барбье д\'Оревильи.

— Но ведь это же не лорд никакой, а по сути-то человек русский.

— Да какой он русский! — выдохнул Толстой. — Сердце пустое, башка пустая. Ну какая польза от такого России?!

Вспомнив эту историю, Александр Львович пояснил:

— А вообще-то лорд Брюммель — английский аристократ восемнадцатого века, обрел известность как рафинированный эстет. О нем Алексей Николаевич Толстой вспомнил в своих заметках «Задачи литературы», когда говорил, что он категоричный противник всяческого эстетизма в искусстве.

<p>140</p>

Рассказывают, что Сталин, рассматривая список кандидатов на соискание Сталинской премии за послевоенный год, спросил у Фадеева, возглавлявшего Комитет по премиям в области литературы и искусства:

— А почему в списке нет Твардовского с его «Василием Теркиным»?

— Поэма Твардовского, товарищ Сталин, публиковалась главами и члены Комитета посчитали, что она еще не окончена, — ответил Фадеев.

После продолжительной паузы Сталин сказал:

— Да, она печаталась главами в годы войны. Но Великая Отечественная война завершилась нашей Победой, и поэма Твардовского завершена.

После этих слов он самолично вписал «Книгу про бойца» в список соискателей премий первой степени.

<p>141</p>

Писательская молва подхватила рассказ, вышедший из недр редакции журнала «Молодая гвардия».

Якобы из Карельского обкома партии в редакцию пришло письмо с жалобой на поэта Анатолия Поперечного, известного своими песнями «Березовая роща», «Малиновка» и другими. В письме сообщалось, что поэт недостойно повел себя во время выступления на областном партхозактиве.

И далее излагалась суть дела.

Поэт Анатолий Поперечный был приглашен на выступление перед участниками партхозактива, посвященного итогам социалистического соревнования.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии