Козьма Пражский (1045–1126). Козьма имеет значение не столько в историографии германской, сколько в историографии славянской. В этом последнем смысле оно сосредоточивается на чехах. Его сочинение, называемое «Три книги Богемской хроники», излагает судьбы Чехии и Моравии за 1039–1092 гг. В первой книге — общее обозрение до времени старшего Бретислава; во второй рассказывается о замыслах старшего Бретислава отомстить полякам за обиды, нанесенные ими чехам, приведение их замыслов в Исполнение, разрушение чехами Кракова и других польских городов и крепостей, возвращение в Чехию, вмешательство германского императора, который потребовал возвращения полякам похищенных сокровищ, походы его на чехов в союзе с саксонским герцогом, причем тевтонская гордость сказалась в следующих словах императора: «Хотя бы чехи построили стены выше леса, хотя бы подняли башни до небес — не спасутся; как напрасно бросается сеть перед глазами пернатых, так нисколько не опасны для тевтонов засады чехов. Даже если бы они поднялись выше облаков и заключились между светилами небесными, все это нисколько бы не помогло погибшему и несчастному народу». Так сказал цезарь и велел всем вместе напасть на лес, а сам, опережая их, взошел на высокую гору, находившуюся среди леса и, сидя там на треножнике, говорил стоящим передним вельможам всего государства: «В этой долине скрывается робкая толпа богемцев, как полевая мышь в своей норе. Сражение не будет для вас трудным… Спуститесь вниз, и враги сами разбегутся от страха, так как не могут вынести вашего нападения. Идите, соколы, ловите боязливых голубей; идите, как свирепые львы, как волки, которые, в то время как вторгаются в стада овец, не заботятся о числе, и если не всем стадом овец овладевают, то по крайней мере умерщвленной добычей». Затем (1,10) дается живописное описание сражения, напоминающее поэтические места нашего «Слова о полку Игореве». «Блещут копья высокие, как прозрачный лес, солнце сияет на оружии, отражаясь на зеленых ветвях леса и горных вершинах. Войско сходит с горы, но никого не находит, — здесь и там стоят густые и непроницаемые леса, и, как обыкновенно бывает во всяком сражении, — задние ряды невольно вгоняют передние в сражение, — так и теперь утомленные предводители по причине напора задних рядов принуждены перейти другую гору. По причине нестерпимого зноя и невыносимой жажды язык прилипает к гортани, силы истощаются, сами руки слабеют, вырываются болезненные вздохи из груди; однако воины не смеют остановиться. Иные бросили на щиты свои панцири, другие стоят, прислонившись к деревьям, тщетно домогаясь призрачных сокровищ, иные занемогли, как бы обезглавленные, особенно тучные и непривычные к пути в пешем вооружении. Когда приблизились к укреплению, оттуда раздался крик; над лесом расстилался, подобно облакам, пар, вышедший из утомленных тел тевтонских воинов. Видя это, богемцы на короткое время замедлили, но тотчас, как только поняли, что утех недостает сил, смело выскочили из укрепления. Непобедимая сестра фортуны Беллона дала им смелость. О, счастливая Фортуна! Ты не всегда добрая, и теперь на нетвердой колеснице низвергаешь тевтонов в преисподнюю. Вот железные копыта скачущих коней обезображивают лица счастливых мужей; конь своей ногой яростно сокрушает животы и чресла, украшенные червлеными поясами, и растаскивает внутренности, как и внешнюю перевязь голени. Такого поражения не было ни от моровой язвы, ни от меча неприятельского. Между тем Цезарь сидит на вершине горы, обманутый своими пророчествами и ожиданием».