История странной любви

Заведующая как ни в чем не бывало прошла и села за свой стол. Посмотрела на Вику внимательным, долгим взглядом, заговорила спокойным, взвешенным, не допускающим возражений тоном:

– Я понимаю твое негодование и даже, в каком-то смысле, разделяю его, но в таких случаях, девочка, надо включать мозг и не давать воли эмоциям. Такой шанс выпадает раз в жизни – не воспользоваться им просто преступление. Они, – заведующая кивнула головой на итальянцев, которые снова притулились на краешке дивана и притихли, – богатые люди, рядом с которыми твои близнецы будут как сыр в масле кататься. Да еще и жить в Италии на Сардинии, поди, плохо?! А здесь что их ждет? Съемная квартира, родители, бьющиеся за копейку, и бесконечные вопросы о том, как это и почему сестра вдруг превратилась в маму. И больше ничего они здесь не найдут, ничего не получат.

– А я? А моя любовь?

– А ты никогда не слышала о том, что любовью сыт не будешь?

– Инга Матвеевна, но ведь они тоже меня любят!

– Конечно, Викочка, любят. Ведь им больше некого любить. Но подумай, им всего по шесть лет. У меня большой опыт работы с детьми, и я тебя уверяю, что через полгода они забудут, как тебя зовут, а через год даже не вспомнят о том, что ты когда-то была в их жизни. И интернат тоже забудут, и русский язык. Да, им положено знать, что они родом из России, но уверяю тебя, для них будет иметь значение лишь то, что они – Тониа и Джованни Унгрезе – живут в своем доме с любящими родителями и горестей не знают.

– Но они могут с таким же успехом жить здесь с любящими родителями!

Вика почувствовала дурноту, она едва сдержала приступ подступившей рвоты и в изнеможении опустилась на подставленный переводчицей, которая все это время молчала, стул.

– Про любовь я уже поняла, – сухо кивнула заведующая. – А что ты мне скажешь про горести? Альберто готов хоть завтра переписать на близнецов половину своего имущества, а это, между прочим, сумма, которая тебе и не снилась. Я уж не говорю о недвижимости. Пять домов в Европе, квартиры в Майами, парк автомобилей и целая куча перспектив. Скажи, пожалуйста, у тебя есть возможность отправить Ваню учиться в Оксфорд, а Таню – в лучший пансион Швейцарии, по окончании которого она будет блистать на венском балу дебютанток и сделает блестящую партию?

– Нет, но…

– Какие могут быть «но»? Какие, я тебя спрашиваю?!

Заведующая перешла на крик.

Вике тогда стало стыдно: чужая тетка так печется, так переживает о судьбе близнецов, а родная сестра уперлась рогом и не хочет пошевелить и пальцем ради их счастья!

Это впоследствии она осознает, что пеклась заведующая о своем вознаграждении, а не о будущем малышей, но сути дела это не меняло. Близнецам действительно делали шикарное предложение, из разряда тех, от которых не отказываются.

Вика тоже не нашла в себе сил отказаться. Дрожащей рукой она подписала все, что от нее требовали. И свой отказ от опекунства, и разрешение на усыновление.

– Можно хотя бы попрощаться? – спросила она, еле сдерживая слезы.

– Не думаю, дорогая, что тебе следует травмировать детей. К тому же, поставив свою подпись на бумагах, ты согласилась с тем, что не станешь искать встреч с близнецами и не будешь принимать какого-либо участия в их жизни. Думаю, тебе лучше уйти.

Уже почти полученные деньги жгли заведующей руки.

– Как скажете, Инга Матвеевна.

Вика встала и тяжело, будто была древней старухой, поплелась к двери. Взявшись за ручку, она обернулась.

Нет, она не хотела, она не собиралась – но запомнила этих людей на всю жизнь.

Он – небольшого роста, чуть полноватый, в костюме-тройке, наверное, от какого-нибудь Армани или Версаче, в начищенных до тошнотворного блеска туфлях. На вид – лет сорок пять, на макушке лысина, на висках седина, выбрит до синевы на загорелых скулах. Она – высокая, крашеная блондинка, немногим младше его, тоже в костюме, но не в деловом. Светлые брюки свободного кроя, бежевый, довольно скромный топ – никакого декольте и плотного облегания, в тон к нему – легкий кардиган: рукав три четверти, летящие полы. И, конечно, туфли телесного цвета на каблуках. На диване небрежно валялась сумочка, вся усеянная переплетенными буквами L и V. Тогда Вика не знала точную расшифровку, но могла догадываться, сколько стоит подобный вензель. Волосы синьоры Унгрезе были уложены в прическу, голова чуть приподнята, плечи расправлены, как у женщины, знающей себе цену.

В общем, пара во всех смыслах достойная.

Вид презентабельный и внушительный.

Только вот глаза у обоих походили на глаза бездомной собаки: вопросительные, умоляющие и благодарные за все же брошенную им нехотя кость.

Эти глаза все и решили.

Они в одну секунду убедили Вику в том, что она все сделала правильно, ибо не бывает в мире существа благодарнее, надежнее и вернее, чем собака, которой человек подарил дом, миску с сосиской и свою любовь. Этой паре нужны были дети, и не было ни малейшего сомнения в том, что они будут ценить подаренное Викой счастье.

Вика ушла и пообещала себе никогда не жалеть о сделанном.

Она и не жалела.