История свастики с древнейших времен до наших дней

Предвыборная кампания 2001 года в Нижнем Новгороде. Выборы мэра. Один из кандидатов весьма неугоден российской власти и опасен прочим кандидатам — и в результате, как по мановению волшебной палочки, городские заборы, гаражи и сараи покрываются торопливо намалёванными «фашистскими знаками» с броскими пояснениями «Смерть за Клима», «Месть за Клима» и т. п. Кто такой «Клим» в данном случае неважно, но этот кандидат к нацистской (равно как и к буддийской) идеологии определенно не имеет никакого отношения — иначе кто его выберет? Его нечистоплотные оппоненты прекрасно это знают, но всё же по ночам рисуются именно свастики — этот символ хорошо известен широким массам электората и не в самом лучшем его значении. По окончанию выборов новый мэр (понятно, что не «Клим») распорядился замазать всю эту настенную агитацию, что и было очень быстро сделано. Прошла пара лет, краска осыпалась, — и чёрные свастики вновь «радуют» взоры горожан.

Захожу в родной подъезд и вздрагиваю, увидев плоды художеств соседских недорослей. В принципе неплохие мальчишки, только отцов нет, а матери, замотанные сегодняшней жизнью, за всем уследить не могут. Делать им нечего, а маркеры стоят недорого — и вот в полстены нарисована всё та же свастика, а рядом, для непосвященных, подписи к ней: White Power («белая власть» в переводе) и — зачем-то — «Бей ментов». Через три месяца свастику стёрли — кому-то надоело ходить рядом с этим каждый день. Прочие же надписи остались.

Какие-то недоумки ночью, тоже маркерами, намалевали в еврейском секторе одного из нижегородских кладбищ свастики на памятниках. Днём об этом сообщили местные средства массовой информации, вечером ролик об этом прокрутили по центральным телеканалам. Горожане поохали-поахали, но, как у нас водится, виновных не нашли и всё забылось. Сами свастики стёрли к вечеру того же дня. Осквернители синагоги в Костроме несколько лет тому назад тоже не придумали ничего более оскорбительного, чем нарисовать свастику. Резонанс тоже был на всю Россию — центральные каналы своё дело знают, — злободневен, видимо, в России еврейский вопрос, да и национал-социалистический тоже.

Месяц май, конец учебного года, насидевшиеся в школе и дома ребятишки гурьбой высыпают на улицу. Вечером после них остаётся расчерченный на квадратики асфальт. В одной клетке написано «рай», в другой — «ад», в третьей — «пьяница», в четвёртой — «бомж», а в самой большой клетке, скорее даже не клетке, а полукружии, неумелой рукой нарисован — догадайтесь, какой знак? Никакой подписи — вероятно, в данном случае играющим всё понятно и без слов.

Детские впечатления автора. «Эпоха застоя», 1977 год. Урок рисования в средней школе рабочего района. Не желая возиться с чучелами ворон и гипсовыми кубками, бородатый наставник объявляет — ко всеобщей радости ребятни — свободную тему. Можно рисовать, что хочешь. Девчонки изображают любимых кукол и Золушку на балу, мальчишки иллюстрируют показанный накануне по телевизору фильм о войне. На рисунках ползут танки, летят самолёты, сотрясается от взрывов земля. Ментор ходит по рядам и наблюдает, что у кого получается. Вдруг, с возгласом «Тише, ребята!», учитель выдвигается на середину класса, в руках у него перегнутый пополам ребячий альбом. «Так вот, — гремит бас, — чтобы вот этого у меня больше не было!». Взгляды всех обращаются к преподавателю, который указует перстом на изображение большого танка — очевидно вражеского — со свастикой на башне. — «Вы поняли?» — Учитель кисточкой с чёрной краской вымарывает крамольный символ. Мальчишки в растерянности — ведь если можно в фильме, значит, можно и им. — «Как же отличить наших от немцев?» — раздаётся голосок с задних рядов. — «Наши красные, ихние чёрные» — находчиво поясняет преподаватель. — «А почему?» — «Потому что у наших красное знамя, как ваши галстуки». Вероятно, из этого должно сделать логический вывод, что у немцев знамени положено быть обязательно чёрным, пиратским.

Ещё раньше, год 1975-й. На кирпичном пристрое к одной из хрущёвок кто-то, вероятно, старшеклассники, нанёс следующее изображение: буквы КП, свастика, а затем буквы СС, оформленные в виде изломанных молний. Надпись крохотная, в один кирпич, и взрослые ходят, ничего не замечая — мало ли что написано и нарисовано в наших городах на стенах? Школьники же, привыкшие ходить «не по тротуарам», вскоре заметили крамолу, и через день о страшном граффити становится известно всей школе — от десятого до второго класса. Маленьким смысл произошедшего объясняют старшие, после уроков — паломничество к стенке. Взрослым ничего не говорится, работает групповая солидарность и боязнь — «а вдруг обвинят меня». К удовольствию всей школы, а затем и всего микрорайона, надпись «живёт» целую неделю — она всем уже надоела, однако, проходя мимо, мальчишки останавливаются: тут или уже стёрли? Через неделю их взорам предстаёт чисто выскобленный кирпич — значит, взрослые заметили или кто- то проговорился. Желающих подновить крамольный символ тогда не нашлось.