История сыска в России, кн.1

Уже цитированный нами отчёт о деятельности III Отделения за пятьдесят лет следующим образом изображал положение дел к этому времени:

"Собственно, в России не было никакого повода опасаться волнений или беспорядков. Общее настроение русского общества отличалось не только полным спокойствием, но даже некоторой вялостью. Ещё в 1843 году наблюдение указывало, что «высшее общество, которое в прежнее время позволяло себе рассуждать о действиях правительства, гласно хваля и порицая принимаемые им меры, уклоняется ныне от подобных суждений и ко всему хранит какое-то равнодушие; то же самое замечается и в других слоях общества: все как будто поражены какою-то апатией». Но и в этом апатическом обществе молодёжь не могла оставаться ко всему безучастною, и в среде её мало-помалу начинали распространяться учения, увлекавшие юные умы новизною…

В видах охранения нашего общества от наглых разрушительных теорий, волновавших Западную Европу, высочайше повелено было принять решительные и энергичные меры, большая часть коих была возложена на III Отделение последовало распоряжение о строжайшем наблюдении за всеми иностранцами, в особенности же за французами, проживающими в пределах империи; запрещён был въезд в Россию первоначально французам, а вскоре и прочим европейцам, за весьма незначительными исключениями; русским подданным выезд за границу разрешался не иначе как по особо важным, исключительным причинам, тем же, которые уже находились за границей, сделано приглашение возвратиться в отечество; ввоз иностранных книг подвергнут новым правилам, лишавшим книгопродавцев возможности с прежней лёгкостью распространять запрещённые сочинения; произведены обыски во многих книжных магазинах С. – Петербурга, Москвы, Риги и Дерпта, причём найденные в значительном числе недозволенные цензурой книги были конфискованы, а виновные книгопродавцы преданы суду; усилено наблюдение за ходом воспитания в России, за литературой и особенно за журналистикой; учреждены особые комитеты: один – для рассмотрения всех русских журналов последних лет и другой – для наблюдения за всеми журналами и книгами, выходящими в России; повелено дополнить цензурный устав, а цензорам подтверждено обращать бдительное внимание на журнальные статьи".

Учреждение специального цензурного комитета (названного по имени его председателя Бутурлинским) открыло собой «эпоху цензурного террора», продолжавшуюся до 1855 года. В этот период арестовывается и ссылается целый ряд писателей (Салтыков, Самарин, Тургенев), придирчивость цензуры доходит до своего апогея, в «коммунизме» обвиняются самые благонамеренные авторы. Запрещалось не только следовать социалистическим идеям, но даже опровергать их, потому что в процессе полемики приходится излагать и «самые правила этих систем, ложные для ума зрелого и благонамеренного, но всегда вредные в чтении людей легкомысленных».

Но от этих дел III Отделение стояло уже несколько в стороне. Оно оставило за собой верховный надзор за литературой, но основную работу передало цензурному комитету. Теперь жандармы интересуются уже не столько литературой, сколько литераторами. На деле петрашевцев с идиллией пришлось расстаться. В 1848 году Дубельт ещё не мог предположить, чтобы Белинский был сознательным проповедником социалистических взглядов. В 1849 году он огорчался, что Белинский умер и нельзя его вместе с петрашевцами сослать на каторгу. Но, поняв происшедшую перемену, жандармы предпочли сдать в другие руки: хлопотливое дело литературной цензуры, оставив за собой надзор и возможность уличать чиновников цензурного комитета в оплошностях.

А. И.Герцен привлёк к себе внимание III Отделения уже в раннюю пору своей деятельности.

В 1834 году для разбора дела о лицах, певших «пасквильные» песни в Москве, по высочайшему повелению учреждена следственная комиссия. Итог её работы – два толстенных тома.

Князь Дм.Голицын писал Бенкендорфу, что, «хотя поступки и заслуживают, по-видимому, особенное порицание, но впрочем, источник оных есть не что иное, как нетрезвое людей поведение, а не какое-либо преступное намерение». Тем не менее из пустяка было создано большое дело.

Кроме непосредственных участников пирушки, где происходило пение, привлечены и не бывшие там, даже и не находившиеся в Москве. Но, наконец, комиссия признала бесплодность своей работы и, опросив 15 человек, заключила: «При всей строгости и предусмотрительности розыска, не оказывается доселе даже следов, по которым можно было бы предположить существование между ними общества».

О Герцене в этом документе читаем: «Герцен подвергнут аресту по дружественной связи с Огарёвым. Он человек самых молодых лет с пылким воображением, способностями и хорошим образованием. В пении пасквильных стихов не участвовал, но замечается заражённым духом времени. Впрочем, никаких злоумышлении или связей с людьми неблагонамеренными в нём не обнаружено».