Новое серьезное изменение во взглядах на гигиену и на тело в целом произошло только в самом конце века, с открытиями в области микробиологии. Отныне тело — это оболочка, которую осаждают невидимые агрессоры; носитель инфекции становится коллективной угрозой. Риски заражения меняют расстановку акцентов: «Невозможно предугадать, насколько серьезно бактериальная теория повлияет на гигиену»[751]. Впервые ванна и умывание имеют целью борьбу с невидимым врагом: «атласная кожа модниц»[752] может скрывать страшную опасность: целые колонии микробов размножаются в первую очередь на кожном покрове. Более встревоженные гигиенисты[753] предлагали свои оценки этих неуловимых паразитов: Теофиль Давид говорит о «бесчисленном количестве микробов, живущих в полости рта здорового человека»[754]; согласно Ремлинже, после бани каждый солдат оставляет один миллиард микробов[755]. У чистоты появляется новая цель: она должна стать «базой для гигиены, потому что держит [человека] вдали от грязи и, как следствие, от микробов»[756].
Понятие о чистоте приобретает новый смысл: он стирает то, что мы не видим и не чувствуем. Грязь, дурной запах и физический дискомфорт перестают быть единственными факторами, от которых нужно избавиться. Самая прозрачная вода может содержать вибрионы, самая чистая кожа — служить пристанищем для всевозможных бактерий. Одного восприятия больше недостаточно, чтобы опознать «грязное». Границы грязного размываются, а требования к чистоте увеличиваются. Впервые гигиена вызывает ощущение недостижимого идеала; растет подозрительность.
Объекты чистоты тоже затронуты новыми требованиями: постепенно меняются места, пространства, движения. Необходимы более частые купания, более тщательное избавление от следов грязи. Совет по гигиене и поддержанию здоровья департамента Сена в 1904 году выносит постановление: «пол в душевых кабинках (общественных бань) станет водонепроницаемым; стены и потолок — гладкими, покрытыми керамической плиткой или зацементированными. Сиденья и мебель будут покрыты краской или другими веществами, чтобы их было легче мыть»[757]. Производство труб, раздаточных автоматов, моющихся материалов ставит новые технические задачи перед изготовителями начиная с 1880‑х годов. Архитекторы называют эту технику «водопроводной»[758], а некоторые, особо оригинальные инженеры — «гением санитарии»[759]. Более герметичные и гладкие материалы трансформируют «декорации» сначала в Англии, а затем и во Франции, где в 1886 году в Пуйи–сюр–Сон компании Jacob & Delafon удается отлакировать и покрыть эмалью глиняные изделия, а в 1890 году десяток изготовителей распространяют эту продукцию[760]. Керамика постепенно заменяет чугун и дерево в производстве баков и предметов мебели, напрямую контактирующих с водой. Регламент и контроль обеспечивают соответствие новым нормам, но также свидетельствуют об усиливающейся с течением века озабоченности вопросом безопасности в заведениях общественной гигиены[761].
Стоит сказать, что несоответствие нормам даже в начале XX века подвергается серьезному остракизму. Некоторые не слишком чувствительные к вопросам социального неравенства гигиенисты даже заявляют, что «в жилище бедняка в пятьдесят раз больше микробов, чем в самой смрадной сточной канаве»[762]. Кроме того, надо понимать, что пастеризм распространяется не сразу даже в самой «ученой» среде, как то доказывают дискуссии работников сектора гигиены и общественной медицины Французской ассоциации по продвижению наук в 1880–1900‑е годы[763]: немалое число участников отказывается верить в открытия микробиологии. Как бы то ни было, история тела и его чистоты в конце XIX века двинулась в сторону новых репрезентаций и новых практик: к уютным ванным комнатам зажиточных домов добавились функционально направленные городские бани–души, работающие по принципу «быстрота и низкая цена»[764].
В конце XIX века новые практики, связанные с водой и купанием, полностью изменили связанные с телом представления. Они также вызвали широкое переустройство пространства: потоки воды дают телу сохраниться, «подкрепляют» его как в интимном пространстве дорогой квартиры, так и в утилитарном общественном заведении.